За все в ответе - Михаил Филиппович Шатров

сказали Иссе Сулеймановичу? Это же не просто так? Серьезнейшие расчеты! Почему вы ему не сказали, что делаются такие расчеты, что они есть?

Миленина молчит.

Б а т а р ц е в (очень сухо). А почему Потапов из вашего участия делал тайну? Это уже совсем непонятно.

М и л е н и н а (оглядываясь на Потапова). Нет, тут совсем другое. Я думала, Павел Емельянович, что когда расчеты будут готовы, мы пойдем к вам, покажем, объясним…

Б а т а р ц е в (перебивая). Почему же вы так не сделали?

М и л е н и н а. Я сейчас объясню… На днях ко мне пришли ребята. Всей бригадой. Василий Трифонович сказал: поскольку сейчас дают премию, бригада решила от нее отказаться. Он сказал, что и я тоже должна так сделать. Раз они так решили, очевидно, это имело смысл. Но я… я не смогла. (Смутившись.) Я не из-за премии, конечно… в смысле не из-за денег… просто я как-то не умею, не готова к таким… В общем, мне показалось, что это не совсем правильно. Мы тогда даже поспорили, и даже из бригады кое-кто со мной согласился… (Оглянувшись на Потапова.) Василий Трифонович, ничего, что я рассказываю?

Потапов кивает.

Но потом они все же остались при своем решении. А я премию получила. После этого, я так думаю, Василий Трифонович и не стал упоминать мое имя. Может быть, он подумал, что я боюсь неприятностей, не знаю. Во всяком случае, я ему не поручала делать тайну из моего участия. И когда он пришел сейчас за мной, я даже обрадовалась. Я не жалею, что так получилось и что вам теперь все известно.

С о л о м а х и н. Дина Павловна, вы близко узнали бригаду. Какое же у вас от нее впечатление?

М и л е н и н а. Ребята, по-моему, в основном очень толковые. Искренние, честные. До всего хотят докопаться, понять… Видите ли, я жила здесь на стройке довольно одиноко, а теперь у меня есть друзья, (Улыбнулась.) Недавно на охоту меня взяли. Я первый раз в жизни стреляла. В утку.

Б а т а р ц е в (с горечью). Стреляли в утку, а попали в трест!

М и л е н и н а (помолчав, тихо). В утку я не попала…

С о л о м а х и н. Спасибо, Дина Павловна, что пришли и помогли нам разобраться. И спасибо еще за то, что вы были так внимательны, когда рабочие к вам обратились за консультацией и за помощью.

М и л е н и н а. До свидания. (Уходит.)

Все молчат. Вдруг начинает подавать сигналы селектор. Соломахин нажимает кнопку.

Г о л о с  п о  с е л е к т о р у. Павел Емельянович! Это Осетров!

Б а т а р ц е в (раздраженно). Что такое?

Г о л о с  п о  с е л е к т о р у. Я не знаю. Мне передали — срочно с вами связаться.

Б а т а р ц е в. Правильно вам передали. Почему был задержан чертеж на фундамент для компрессорной? Почему такое совершенно непростительное безобразие?!.

Г о л о с  п о  с е л е к т о р у. Я все понимаю, Павел Емельянович. Так получилось. Прошу прощения.

Б а т а р ц е в. Так вот, чтобы вы еще лучше понимали… В субботу возьмете весь свой отдел в полном составе и к восьми утра прибудете на компрессорную! В распоряжение бригадира Потапова! Он вам вручит отбойные молотки и будете долбить свой никому теперь не нужный фундамент! Вам ясно?

Г о л о с  п о  с е л е к т о р у. Ясно…

Б а т а р ц е в. Имейте в виду, я лично приеду на площадку и буду смотреть, как вы долбите! (Выключает селектор.)

После небольшой паузы поднимается Потапов.

П о т а п о в (Батарцеву). Я хочу уточнить, Павел Емельянович. Наши расчеты теперь уже не надо проверять? Или как?

Молчание.

Выходит, не надо. (Поворачивается к Соломахину.) Тогда я хочу, Лев Алексеевич, от имени бригады внести предложение парткому. Можно?

Л ю б а е в. Какое еще предложение?

С о л о м а х и н. Пожалуйста.

П о т а п о в. Значит, так. Поскольку план нам скостили неправильно и незаконно, моя бригада предлагает поставить вопрос перед главком, чтобы перевыполнение плана нам зачеркнули. И восстановили тот старый план, который мы могли выполнить, но не выполнили. Чтобы было все по правде. Второе. Поскольку премия дадена нам липовая, моя бригада предлагает всю эту премию вернуть обратно в Госбанк! Все тридцать семь тыщ! Это чужие деньги, и надо их вернуть. Вот такое у нас предложение, Лев Алексеевич. Оно принято единогласно на собрании бригады. (Достает из внутреннего кармана пиджака сложенный листочек.) Вот протокол. (Протягивает Соломахину листочек.)

Батарцев тяжело вздыхает. Пауза.

К о м к о в. Это что же ты предлагаешь — деньги обратно у людей забрать?

П о т а п о в. Да, забрать.

К о м к о в. Ты вообще соображаешь, что говоришь? Ты знаешь, что может быть, если такое сделать?

П о т а п о в. А что может быть?

К о м к о в. А все что угодно! Люди тебе что, игрушки? То дали, то забрали! Вот ты семнадцать лет на стройках — был хоть один случай такой?

П о т а п о в. Не было. Ну и что? А мы поставим так вопрос — и будет! И тогда что-то изменится на этой стройке! Когда мы вернем премию все до одного, когда нам зачеркнут третье место, когда из хороших мы станем плохими, как и есть по правде, и весь этот позор переживем — а позор большой будет! — тогда дела пойдут по-другому!.. Так что, Лев Алексеевич, я предложение внес и прошу решить: принимается оно или не принимается!

Т о л я. Да или нет?!

Пауза.

Б а т а р ц е в. О-хо-хо! (Соломахину.) Ты знаешь, Лев Алексеевич, о чем я сейчас подумал? Ведь скоро наступит такое время в недалеком будущем, когда никто не захочет садиться, так сказать, в руководящие кресла.

Ф р о л о в с к и й (усмехнувшись). По-моему, ты преувеличиваешь, Павел Емельянович…

Б а т а р ц е в. Не знаю, не знаю. Может быть, преувеличиваю, а может быть, и преуменьшаю. Но я бы сейчас с величайшим удовольствием поменялся вот с ним (показывает на Потапова) местами! И чтобы не он, а я встал и сказал: у меня есть одно предложение! Премию вернуть! Перевыполнение зачеркнуть! А управляющего трестом Потапова Василия Трифоновича перечеркнуть! Я просто хочу себя почувствовать в положении человека, который может подняться и вот так взять и сказать! Я никогда не был в таком положении. В сорок пятом вернулся с фронта, мне было двадцать три года. Год проработал на заводе. Четыре года институт. И все! А потом время от времени кто-то поднимался и говорил: Батарцева надо перечеркнуть! Я всегда был виноват. Я тот, который виноват! (Фроловскому.) Напрасно своего Валерку в институт толкаешь, Гриша! Он сколько у нас работает?

Ф р о л о в с к и й. Восемь месяцев.

Б а т а р ц е в. Пожалуйста! Мальчишка проработал восемь месяцев, и он уже отказался от премии! Уже от его имени — ведь от его имени тоже! — сидит здесь бригадир и говорит: перечеркнуть Батарцева, перечеркнуть Соломахина!.. Ну, вот ты, Лев Алексеевич, ты как относишься к его предложению? Если так — по первому движению души?

Пауза.

С о л о м а х и н. Я думаю, Павел Емельянович, что если мы примем предложение Потапова, это будет правильно.

Б а т а р ц е в. Так… Хорошо! (Поднимается