Будь со мной - Джоанна Бриско

Я понимал, что в те дни готов был сношаться с кем угодно. Я даже додумался до того, что стал винить Лелию в собственной неверности, когда обмозговывал возможные варианты. Соседка мне всегда нравилась; потом, в магазине диетических продуктов на Марчмонт-стрит работала одна продавщица, известная потаскушка, я даже однажды привел туда МакДару, чтобы он на нее посмотрел. Еще я мог разыскать свою бывшую подругу, актрису, с которой можно было бы вспомнить прошлое и заодно активно отдохнуть в номере отеля. Подобные мысли не давали мне сойти с ума, когда я в три часа утра просыпался и уже не мог заснуть. К тому моменту, когда звонил будильник, они уже казались смешными.

В субботу я проснулся поздно и сразу включил компьютер. Письмо с хотмейловского адреса уже ждало меня.

«Я попыталась не дать яду распространиться по своему телу, но остановить его не смогла. И тогда я подумала, что мне нужно плакать, так рыдать, чтобы сердце в груди разорвалось. Мне нужно было одно — семья, родственники, которые ухаживали бы за мной, прижимали к груди, просто были бы моей родней, как у других девочек.

Хотя в моих мечтах было место и учебе. Я читала о Ловудском приюте[55], о том, какие любовные страсти разыгрывались в нем и как там болели туберкулезом, и, когда я была еще совсем маленькой, меня из родного дома отправили в школу для девочек. А позже, когда мир сошел с ума и оделся в черное, меня в наказание должны были сослать в другое место, с более жестокими порядками — в институт для таких девочек, как я, от которых отвернулся Бог и чье зло привело лишь к тому, что от них отказались родственники. Там было не лучше, чем в бесплатном детском приюте, те же болезни, тот же ядовитый воздух, и там я должна была прожить свою жизнь.

Я не поеду, кричала я. Но моего согласия не спрашивали. Меня связали. Прибегли к нюхательной соли и наказанию. Я кричала, кричала, пока легкие наконец не выдержали и стали исторгать слизь. Мне не нужно ничего».

Где Сильвия? Еще одна кошмарная мысль поднялась по позвоночнику и разлилась по коже головы: может быть, они где-то вместе, Лелия, Сильвия и будущий ребенок? Может быть, она, не в силах вырваться за рамки своего маленького одержимого мирка, замыслила отомстить мне, причинив вред Лелии? Впервые копившаяся до сих пор неприязнь обрела форму страха.

Я так разволновался, что уже не мог сидеть сложа руки. Необходимо было что-то делать. Больше терпеть было нельзя. На площади я поймал такси и сказал водителю ехать по Эндслей-стрит. Окна Сильвии находились высоко, металлические рамы казались пустыми. На перилах ее балкона примостился одинокий голубь. Я велел таксисту проехать по периметру Гордон-сквер и вернуться на то же место. Я тенью кружил по тем улицам, которые видели ее. Листья на деревьях здесь были темные, а трава, наоборот, отличалась светлыми тонами. Я еще раз посмотрел на ее окна, и ко мне вернулось воспоминание о том времени, когда я был одержим ею. Я отогнал его.

Сначала я проехал по Блумсбери, потом попросил водителя вернуться. Возможно, Лелия снова решит позвонить.

Я посмотрел на окна нашей квартиры. Истерзанный разум исторг надежду на то, что, может быть, Лелия сама вернулась, пока меня не было дома. Если окажется, что это так, я брошусь ей на шею и большего от жизни мне будет не нужно. Расплачиваясь с таксистом за безрезультатную поездку, я бросил хмурый взгляд в сторону Люси, местной потаскухи. С ее лица, покрытого отвратительными следами нездорового образа жизни, на меня смотрели пустые густо подмалеванные глаза.

— Жену мою не видела? — небрежно бросил я, чтобы заполнить образовавшуюся пустоту образом Лелии.

— Видела, — ответила она.

— Что? — я резко развернулся к ней.

Она криво ухмыльнулась, глядя из-под полуопущенных век, и пожала плечами.

— Она забирала почту.

— Она приезжала сюда, чтобы забрать свою почту?

Люси кивнула.

Какое-то время я ждал, что она еще что-нибудь добавит.

— Куда она пошла?

— Она что, тебя бросила? — спросила она, и лицо ее расплылось в злорадной усмешке, даже кончик ее маленького острого носа приподнялся.

— Да, да, бросила она меня! — закричал я. — Куда она пошла?

— Не знаю, — сказала Люси.

— Она одна была?

— Нет.

— А с кем? — спросил я и покачнулся.

— Да так, — она снова неопределенно пожала плечами.

— С кем? — я чуть было не набросился на нее.

— Не знаю я, — недовольно сказала она.

— Она была с женщиной?

— Да.

— Ясно. И ее ты не знаешь?

— Нет, — сказала Люси с таким видом, словно мой вопрос ее оскорбил.

— Послушай, Люсиф… Люси. Ты точно не можешь сказать, куда она направилась? — Я уже подумывал вытащить из кармана и дать ей двадцатифунтовую бумажку. — Тебе точно ничего не известно? — Голос у меня начинал срываться.

— Нет. Извини. Ты бы лучше, пока не поздно, разыскал ее, мистер. — Она одарила меня хитрым взглядом и пошла к себе.

Невдалеке возле герани сидел незнакомый кот. Неоспоримость факта его присутствия наполнила меня надеждой. Когда я поднялся по лестнице и вошел в квартиру, пустота, царившая в ней, наполнила мое сердце таким отчаянием, которого мне еще никогда не доводилось испытывать. Луч света падал на узоры и пыль на воротнике зимнего пальто Лелии. Страх того, что она действительно бросила меня навсегда, с новой силой сдавил сердце. Рядом с компьютером лежал ворох корректур, которые нужно было просмотреть. Пытаясь успокоиться, я, обливаясь потом от жары, полез в Интернет. Решил, что зайду на сайт «Google» и стану задавать поиск по всему, что придет на ум. Мне даже захотелось поучаствовать в каком-нибудь чате. Но меня ждало новое безумное письмо.

«Однажды я притаилась в зарослях, чтобы напугать индианку. Эмилия уехала с матерью в гости, и сирота вышла погулять на улицу. Я так долго пролежала на своем ложе из травы, что совсем замерзла. Я стала вспоминать об отце и обо всем, чего не хватало мне с матерью, начала думать о том, как печально складывается моя участь.

Заросли папоротника раздвинулись. Показалась маленькая изящная туфелька. На берег речки, где беспокойная вода плещется и собирается в воронки, вышла индианка. Я впилась взглядом в ее стройную спину. Я подумала выскочить из своего укрытия и обхватить ее руками, чтобы заставить немного поволноваться, но разве могла я наказывать ее за то, что она опорочила мою любовь? Вместо этого мы с индианкой стали разговаривать о постыдном: о джентльменах и девицах, о том, как они обнимаются и стискивают друг друга так крепко, что пропадает дыхание, и от этого они испытывают что-то наподобие смерти.

Индианка была красива. В тот день мне захотелось, чтобы она стала моей. Я тоже оказалась во власти ее чар.