Карфаген должен быть разрушен - Ричард Майлз

Тогда-то мятежники, уловив слабость своего нанимателя, и двинулись всей массой к городу Тунет, располагавшемуся поблизости от Карфагена. Здесь они еще больше увеличили размер выплат, добавив стоимость снаряжения, лошадей, фуража, а также компенсации для своих товарищей, убитых в бою.

В непосредственной близости к столице, всего в нескольких километрах от нее возник воинственный лагерь из 20 000 наемников. Карфагеняне совершили две грубейшие ошибки. Во-первых, им не следовало в одном месте скапливать такую огромную массу недовольных людей, усмирить которых уже не имелось достаточных сил. Во-вторых, надо было удержать при себе жен и детей наемников в качестве заложников, гарантирующих хорошее поведение мужей и отцов и способных направить в соответствующее русло переговоры о деньгах. Несмотря на возросшую неприязнь друг к другу, наемники и карфагеняне все еще были готовы к компромиссу, и явно завышенные требования наемников скорее всего были предназначены для торга[239].

Желая урегулировать конфликт, карфагенские власти отправляли продукты питания и другие припасы в лагерь наемников, а посланники Совета старейшин пообещали им при возможности выполнить все требования. Стороны пришли к соглашению о том, что Гискон, прибывший из Лилибея и занимавшийся вывозом войск в Северную Африку, будет вести переговоры с мятежниками, поскольку они ему доверяют.

Гискон привез с собой и деньги, начав рассчитываться с наемниками. Возможно, для того чтобы разъединить их, он выдавал деньги каждой этнической группе отдельно.[240] Однако среди бунтовщиков были беглые рабы и римские дезертиры, опасавшиеся возмездия римлян. По римским законам беглых рабов ожидало чудовищное наказание: пытки и распятие на кресте. Многие из них надеялись начать новую жизнь, обосновавшись в пунической Сицилии. Однако изгнание карфагенян с острова положило конец их надеждам.

Среди этих несчастных людей был и беглый раб из Кампании по имени Спендий. Он-то и подстрекал мятежников не мириться с карфагенянами. Немало и других наемников опасались того, что конфликт разрешится мирно, но по иным причинам. Матос, ливиец, один из главных заводил, боялся, что когда наемники разойдутся и вернутся в свои родные края, карфагеняне начнут мстить тем, у кого родина — Африка. Он с легкостью убедил большинство ливийцев в лагере в том, что достижение согласия с карфагенянами не в их интересах. Спендий и Матос созывали сходки и, пользуясь тем, что еще не все выплаты произведены, постоянно накаляли обстановку. Полибий рассказывает, как мятежники забрасывали камнями любого, кто осмеливался возразить Спендию или Матосу.

Неудивительно, что убеждение посредством камней действовало. Спендия и Матоса назначили командующими, и они сразу же приказали взять под стражу Гискона и его персонал. Затем вожди захватили денежные средства, привезенные Гисконом, и сами стали выплачивать долги мятежникам, завоевывая себе популярность. Готовясь к неминуемой войне с Карфагеном, мятежники начали подыскивать союзников. Искать их долго не пришлось.

Для финансирования военных действий карфагеняне обложили своих ливийских подданных непомерными поборами. Крестьян заставляли отдавать Карфагену половину урожаев. В городах всем без каких-либо исключений вдвое повысили налоги, даже беднякам. Карфагенские местные правители отнимали у ливийцев все, что попадалось им на глаза. Естественно, когда мятежники отправили в ливийские города послов, их призывы присоединиться к восстанию встречали благожелательный отклик. Полибий сообщает: энтузиазм ливийцев был настолько велик, что даже женщины жертвовали свои украшения в фонд поддержки войны мятежных наемников. По его оценке, к мятежникам присоединились 70 000 ливийцев, втрое увеличив численность войск Спендия и Матоса.[241]

Хотя участие ливийцев придало восстанию этнический оттенок, оно не вылилось в противостояние народностей. Примечательно, например, то, что мятежники даже не пытались втянуть в него рабов, живших в пунической Северной Африке. Армия мятежников состояла из представителей многих национальностей. Помимо ливийцев, в ней были лигуры, иберы, балеаряне, галлы и, по терминологии Полибия, «эллины-полукровки», к которым обычно относили эллинизированных фракийцев, скифов и других уроженцев региона Черного моря. Полибий, возможно, имел в виду кампанцев и других обитателей Великой Греции, ставших беглыми рабами или дезертирами из римской армии.

Судя по монетам, выпущенным мятежниками, их армия была не чем иным, как неорганизованным и недисциплинированным сбродом, и карфагенянам противостояли, в сущности, их собственные сицилийские разложившиеся войска. Деньги, привезенные Гисконом, были не просто поделены между мятежниками, их перечеканили в новые монеты. Вожди бунтовщиков, забив карфагенские знаки собственными мотивами, давали понять, что они ведут войну не из-за корысти, а за освобождение от карфагенского ига. Мятежные войска получают жалованье от своих властей, деньги — тоже свои, серебряные монеты с греческой надписью LIBUWN (монета ливийцев).[242] Эта надпись вряд ли предназначалась для того, чтобы выделить какую-то этническую общность. Она скорее всего представлялась вожакам наиболее приемлемой ввиду многонационального состава армии.