Политэкономия войны. Как Америка стала мировым лидером - Василий Галин

С первых дней мировой войны в 1914 г. Общегерманский союз определял ее цели, как создание «Миттельойропы»{768} — «Срединной (Объединенной) Европы» в виде экономического и таможенного союза европейских стран под германским владычеством. Единая Европа по мысли Вильгельма II и германской элиты должна был распространить свою влияние на колонии в Африке, Китае и Южной Америке, что бы стать мировым противовесом Великобритании и США.

Германия еще не успела потерпеть поражение в Первой мировой, когда планам объединения Европы был противопоставлен англосаксонский план ее дезинтеграции. Последний был выражен в декларации президента США В. Вильсона о «праве наций на самоопределение». Декларация вызвала бурный всплеск национализма среди многочисленных новых государств, возникших на руинах Турецкой, Австро-Венгерской, Германской и Российской империй[79]. Декларация, казалось, навсегда разрушала любые планы создания Единой Европы. «Оба договора Брестский и Версальский покоились… на стимуляции малых национализмов ради ослабления России и Германии, — в итоге, как отмечает А. Уткин, — Яд национализма отравил несколько поколений, и вся истории XX в. оказалась историей, прежде всего, националистической безумной гордыни и слепой ненависти к иноплеменникам»{769}.

Однако не прошло и года с момента подписания «Версальского мира», как идея Единой Европы возродилась вновь. Ее озвучил британский экономист Дж. Кейнс в своей нашумевшей на весь мир книге: «Союз свободной торговли, включающий Центральную, Восточную, Юго-восточную Европу, Сибирь, Турцию, Англию, Египет и Индию, может обеспечить мир и процветание мира, как и сама Лига Наций». Другие малые страны Европы также могут присоединиться к этому союзу. «Я предполагаю некоторую критику, что подобные предложения повторяют предыдущую германскую мечту о Срединной Европе… Наше отношение к подобной критике должно определяться нашей моралью и не безразличием к будущему международных отношений и миру во всем мире»{770}.

О планах создания «Соединенных Штатов Европы», объединенных на базе социалистических принципов, обеспечивающих движение к миру и процветанию, будет говорить Л. Троцкий в 1920-х годах. Влиятельные европейские финансово-промышленные круги в 1922 г. организуют движение за создание Пан-Европейского союза. В 1927 г. немецкий философ М. Шелер начнет проповедовать необходимость Соединенных Штатов Европы во имя «вечного мира и пацифизма». Эти тенденции еще более усилятся с началом Великой депрессии. Даже У. Черчилль в конце 1929 г. напишет в газете «Сатердей ивнинг пост» серию статей под названием «Соединенные Штаты Европы», в которых анализируя «возможность создания союза теряющих свою мировую значимость государств Западной Европы. Черчилль придет к выводу, что лишь объединение их потенциалов может позволить этим странам сохранить положение центра мирового могущества. Вставал вопрос, какие из европейских стран могли бы стать союзниками Британии?»{771}

В мае 1930 г., министр иностранных дел Франции А. Бриан официально выдвинет идею «Пан-Европейского Союза». Бриан разослал лидерам европейских стран проект «Пан-Европы» без участия Великобритании и СССР. Наиболее активным сторонником планов создания Пан-Европейского союза выступит Ф. Папен. Став канцлером Германии, он предпримет целенаправленные шаги к реализации франко-германского союза. Идея витала в воздухе. Еще в 1916 г. Э. Хауз приводил мнение лидера французских пацифистов Де Констана, который «полагал, что в результате общения с Германией Франция переняла бы некоторую долю германской организованности, а Германия… стала бы более культурной по своим идеалам и устремлениям. Таким образом, обе страны извлекли бы для себя пользу, и ни одна не властвовала бы над другой»{772}.

Практическая попытка сближения Германии и Франции произойдет в 1932 г., на Лозанской конференции, инициатором который выступил германский канцлер Ф. Папен. Тактика Папена, по словам премьер-министра Англии Р. Макдональда, была основана на увязывании вопроса «о репарациях с каким либо крупным планом для всей Европы…»{773}. Таким планом, по мнению Папена, должно было стать объединение Европы на почве борьбы с «советской угрозой». Однако «против франко-германского пакта резко выступила Великобритания в лице Макдональда, который заявил, что любой подобный пакт нарушает баланс сил в Европе»{774}. Премьер-министр Франции Э. Эррио поспешил прервать переговоры с Папеном, «поскольку, — утверждал он, — Франция не может позволить себе пойти на риск разрыва с Великобританией»{775}.

Обострение вопроса создания Единой Европы диктовалось невозможностью построить конкурентоспособную с США экономику на базе мелких раздробленных эгоистичных националистических государств, ставших европейским наследием Версаля. Емкость их национальных рынков была недостаточной не только для их экономического и технического развития, но даже элементарного выживания в условиях капитализма. В индустриальную эпоху только объем рынка, при прочих равных условиях, определяет пределы роста производительности труда, а значит и развитие, и само существование государства.

К началу XX в. внедрение последних научно-технических достижений и массового производства подняло производительность труда на такой уровень, что потребовало для своей реализации создания массовых рынков сбыта. Колониальные империи, несмотря на свои огромные размеры, в данном случае, оказались малоэффективны. Из-за нищеты колониального населения они не могли создать платежеспособного рынка достаточных размеров. Мировой рынок, в свою очередь, был малодоступен из-за бесчисленных национальных границ, защищенных протекционистскими барьерами, и политической нестабильности. В этих условиях возможности развития стали определяться эффектом масштаба национальной экономики.

Наиболее наглядный пример этого эффекта давало объединение Германии. Именно с 1871 г., после создания единого немецкого государства, начался его невероятный экономический рост. За тридцать с небольшим лет Германия обогнала в развитии все Великие страны Европы, и стала второй после США в мире. К началу XX в. германская империя заняла место британской — став одной из основных движущих сил мирового технического и экономического прогресса.