Книга Короткого Солнца - Джин Вулф

Я стоял на кухне Крапивы. Она варила суп, и я наблюдал, как она добавила целую тарелку нарезанного мяса в котел и пошевелила огонь. Она обернулась и увидела меня, мы поцеловались и обнялись. Я объяснил ей, что на самом деле нахожусь вовсе не в ее кухне, а лежу на дне ямы в развалинах Исчезнувших людей на далеком острове и умираю от жажды.

— О, — сказала Крапива, — я принесу тебе воды.

Она пошла к мельничному ручью и принесла мне ковшик чистой прохладной воды, но я не мог пить.

— Пойдем со мной, — сказал я ей. — Я покажу тебе, где я, и, когда ты дашь мне свою воду, я смогу ее пить. — Я взял ее за руку (да, Крапива, моя дорогая, я взял твою твердую, трудолюбивую маленькую ручку в свою) и попытался отвести ее обратно к яме, в которой лежал. Она уставилась на меня так, словно я был каким-то ужасом из могилы, и закричала. Я никогда не забуду этот крик.

И я лежал в яме, как и прежде. Короткое солнце горело золотом.

Оно пересекло яму и исчезло на другой стороне за час или два до того, как вернулся инхуму. Он стоял, ухватившись пальцами ног за край, и смотрел на меня сверху вниз, и я увидел, что на нем одна из моих туник и мои старые бриджи, свободные и закатанные до колен, а туника, еще более свободная, висела на нем, как отцовский плащ на ребенке, который играет во взрослого.

— Рог! — позвал он. И снова: — Рог!

Мне удалось сесть и кивнуть.

— Послушай, Рог, я принес тебе бутылку воды. — Он поднял ее вверх. — Я взял пустую бутылку и наполнил ее до краев у источника, который нашел неподалеку отсюда. Разве это не умно с моей стороны?

Я попытался заговорить, попросить у него воды, но не смог. Я снова кивнул.

— Ты ведь пообещаешь мне за это все, правда? — Он прыгнул в яму вместе с ней. — Я отдам тебе эту бутылку за твой карабин. Согласен?

Должно быть, я кивнул, потому что бутылка была у меня в руках, хотя он тоже держал ее. Я поднес ее к губам и пил, пил, пил; я никогда бы не поверил, что могу выпить целую бутылку такого размера, не отрывая ее ото рта, но именно так я и сделал.

— Теперь ты чувствуешь себя лучше, — сказал инхуму. Это было утверждение, а не вопрос.

Я обнаружил, что снова могу говорить, хотя голос не казался моим:

— Да. Спасибо. Лучше.

— Я знаю. Я сам был в точно таком же положении. Я не только принес тебе бутылку воды, Рог, но принес и моток веревки. Он маленький, но я думаю, что веревка может быть достаточно крепкой. Очень трудно нести что-нибудь, когда летишь. Оно тянет тебя вниз, и ты должен держать груз ногами. — Он задрал одну ногу так, как мало кто из людей мог бы сделать, и я увидел, что пальцы на его ногах были такими же длинными, как у меня на руках, и заканчивались когтями.

— Спасибо, — повторил я. — Большое спасибо.

— Я вытащу тебя, или, скорее, моя веревка и я. Но ты должен нам помочь, и я должен сначала получить твое обещание. Твою торжественную клятву.

Я кивнул и попытался улыбнуться.

— Вопрос. — Он поднял указательный палец, который был длиннее моего, и тоже с когтем на конце. — Скажи, ты человек логичный и бесстрастный? Готов ли ты следовать разуму, куда бы он тебя ни приведет?

Запинаясь и заикаясь, я попытался сказать, что изо всех сил старался стать таким и, думаю, стал.

— Тогда давай вернемся. Только не к лодке, нам не придется отступать так далеко. На днях я хотел узнать, почему ты ненавидишь меня, и ты объяснил: потому, что я хочу пить твою кровь, и еще потому, что один из наших обманул тебя, заставив думать, что он один из вас там, наверху. Ты это помнишь?

— Да. — Я не мог себе представить, к чему он клонит.

— Ты выгнал меня из своей лодки, несмотря на то, что я не пытался тебя обмануть. Если я не буду пить твою кровь — я поклянусь, что не буду, — ты все равно прогонишь меня?

Моя жажда была утолена, но я был слаб и болен:

— Если бы я смог.

— Почему?

— Один из вас чуть не убил моего сына.

Он покачал головой:

— Это был не я. У тебя нет причин получше?

— Потому что ты пил кровь Бэбби и, если бы мог, напился бы крови Саргасс.

— Я клянусь не пить и их тоже. Предупреждаю, дальше я не пойду. Мне нужно есть, как и тебе. А теперь, если я тебя вытащу, ты разрешишь мне остаться на борту?

Совершенно уверенный, что он никогда не спасет меня, я сказал, что разрешу.

— У тебя в городе хорошая репутация. Ты человек слова? Разве твое слово не свято для тебя, даже когда оно дано мне?

— Да, — ответил я.

— Тебе не хватает убежденности. Слушай меня. Ты едешь в Паджароку.

Мои глаза, должно быть, открылись немного шире.

— Мне сказали люди на другой лодке. Ты едешь в Паджароку. Признай это.

— Мы пытаемся добраться до Паджароку.

— Так-то лучше. Там ты сядешь на посадочный аппарат и полетишь на большой корабль.

Я кивнул и, видя, что кивка будет недостаточно, сказал:

— Мы надеемся долететь до Витка, как ты и сказал. И я возьму с собой Саргасс, если она захочет пойти и они мне разрешат.

Инхуму указал на себя, согнув запястье так, как не смог бы ни один человек:

— Я хочу пойти с тобой. Ты поможешь мне, если я помогу тебе выбраться отсюда?

— Да, — повторил я.

Он криво усмехнулся, раскачиваясь, как обычно делал патера Квезаль:

— Ты же не всерьез.

— Нет, всерьез.

— Тебе придется дать клятву получше. Послушай меня, Рог. Я сделаю все, что в моих силах, чтобы помочь тебе добраться туда до того, как взлетит посадочный аппарат. Ты думаешь, что я буду мешать тебе. Я не буду. Я помогу тебе всем, чем могу. Ты говоришь, что мы сильны. Разве я не буду тебе сильным другом? Ты похвалил нашу хитрость. Она будет к твоим услугам. Не говори, что не хочешь, поверь мне. Ты должен довериться мне или умереть.

— Я доверяю тебе, — сказал я, и это было правдой; такова мера желания человека жить — по крайней мере, моя. Инхуму требовал, чтобы я доверял ему, если хочу жить, и я доверял ему.

— Лучше. Ты позволишь мне пойти с тобой и помочь тебе? Дашь ли ты слово никому не открывать мою сущность?

— Да, если ты меня вытащишь.

— Ты все еще так не думаешь. Ты веришь в богов? Кто они такие?

Я пробормотал имена Девятки.

— Кто из них значит для тебя больше всего? Назови его!

— Великий Пас.

— Ты что-то скрываешь. Ты думаешь, что можешь обмануть меня, потому что я могу обмануть тебя? Ты ошибаешься, и тебе лучше усвоить это с самого начала. Кто значит для тебя больше всего?