Учебник по химии - Анатолий Ключников

«Вот чёрт, это же „ночные совы“»…

Хлопки зазвучали снова и снова, а под «козлами» стали взметаться облачка густого белого дыма, да такие, что шипастые жердины вырывало и подбрасывало, ломая, высоко вверх, и они потом, кувыркаясь, рушились с небес на убегавших наших лучников. Некоторые обломки долетали аж до первых позиций нашей армии.

Взрывы смолкли, и, наконец-то, зазвучали злые команды, а бойцы начали занимать свои позиции, готовясь к сражению. Из леса вырвался ещё один отряд нихельской конницы и опять помчался через реку, но для его встречи начали выстраивать наших лучников. Казалось, армия очнулась от потрясения и сейчас начнёт драться по-настоящему, но тут из-за холма опять вылетела стая «копий»…

Я понял, что сражение проиграно. Мы готовились к неподвижной обороне, но против ТАКОГО оружия она бесполезна: пехоту в чистом поле перебьют, как куропаток, а она врага даже в лицо не увидит.

«И я даже знаю, КТО именно сделал нам такие подарки…»

Я, пригнувшись, бежал к коновязи, больше не оглядываясь, слушая новые хлопки и крики внезапной боли. Где-то рядом то и дело свистело, хотя никаких стрел, само собой, не пролетало. Такая невидимая смерть угнетала душу ужасом, а руки-ноги сковало, и они не слушались, как чужие.

Добежал.

Точно: несколько мужиков отвязывали рвавшихся запряжённых коней, а один уже успел освободить конягу и, встав в телеге во весь рост, готовился огреть его для первого рывка. Я подскочил к нему сзади и молча сбросил наземь; мужик уже в полёте беспомощно махнул плёткой в пустоту.

— А ну, стоять! Стоять, сукины дети! — я с шуршащим шелестом выхватил свой меч.

Мужики меня узнали и смутились. Но один из них начал заполошно орать:

— А чо стоять, а чо стоять-то?!! Трисподня пала с небес — точно так деды и говорили! Спасаться надо! Душу свою спасать!

Я ударил мечом плашмя по предплечью этого свято верующего. Он вскрикнул, зажал ушиб и заткнулся.

— Коней успокойте, морды сермяжные. Быстро!

Лошади, не менее людей перепуганные взрывами, нервничали, подрагивая всей кожей, дёргались, храпели. Эти трусы, вместо того, чтобы утихомирить несчастных животных, стали отвязывать своих личных и пытались удрать. Я приказал лошадей не распрягать, чтобы не терять время после обеда и сразу отправиться в обратный путь — их так и привязали вместе с пустыми телегами. И вот три подводы оказались поломаны сильными конями, которые рвались вправо-влево наиболее яростно, а выломанные оглобли, мотаясь вместе с ними, хлестали соседних лошадей, добавляя им боли и страха. На этих-то буйных животных я и указал мужикам кончиком меча — они послушно повисли на поводьях, пригибая конские морды к земле и успокаивающе хекая.

А где же охрана нашего обоза? Один, вижу, «помогал» крестьянам коней освобождать, а остальные? Попадутся — перевешаю мерзавцев! Сам лично, и не побрезгую!

Стали подходить мои обозники. Некоторых раненых тащили за руки и ноги, как носилки — это плохой способ, и в дороге их ещё трясти будет, так что едва ли довезём живыми. Но выбирать не приходилось.

— О, Пчёлка, живой! Оружие не потерял? Нет? Надо же… Ну, садись, — возничим будешь, — и я одобрительно хлопнул паренька по плечу.

Кто-то зажимал руку, кто-то хромал. Стоны, ругательства. Начали рассаживать раненых, отвязывать коней. Появились первые дезертиры, пытались примазаться — мы их гнали взашей.

— Командир, давай ехать! Чего ждать-то?

— Клеща нет.

— Да где ж его теперь искать-то?! Смотри, какая там каша начинается! Ехать нужно!

— Поучи меня давай… Зубы, что ли, есть лишние?

Слава Пресветлому — Клещ всё-таки нашёлся. Молодец. Он с товарищами гнал тычками копий несколько мужиков. Поехали!

Обратная дорога, как нетрудно догадаться, стала для нас настоящим кошмаром. Отступающая армия стала нас обгонять — даже пехота! Это потому, что мы возвращались по принципу «никого не бросать», и остановка любой телеги означала остановку всего каравана. По пути нам стали попадаться ослабевшие раненые, сидевшие, а то и лежавшие на обочине: сгоряча протопали, сколько смогли, а потом рухнули, обессилев. По моему приказу останавливались, подбирали этих бедолаг, перевязывали, как могли — вот поэтому и тащились еле-еле.

Один раз нам помешала отступавшая конница, бесцеремонно отжавшая пехоту: получился затор, как весной на реке, на бобровой плотине. Крики, ругань, удары. Если даже мне стало казаться, что мы попали в преисподнюю, то что же мерещилось простым мужикам, крестьянам??? Войска шли безо всякого порядка, дезертиры вперемешку с отступающими частями, и сам чёрт не разобрался бы, кто из них кто!

Чтобы моё «войско» не раскисло, я всех измучил вопросами: кого не хватает, почему? Всю охрану я разбивал по пять человек, — каждая пятёрка отвечала за конкретные повозки и их возниц, а командир пятёрки отвечал за своих четверых подчинённых. Таким образом, спрос можно потребовать за любого человека, но, как оказалось, спрашивать не с кого: пропало девять человек, и невозможно определить, сбежали они, погибли или что? «Он рядом со мной сидел, а потом исчез куда-то», «он к возкам впереди меня бежал» — и всё, потерялся. Ещё троих мы бросили: «он лежал в крови, не двигался — кажись, убило».

Мой извечный кошмар всё-таки стал явью: потеряли двенадцать подданных Его Величества, а сказать-то и нечего. Ну, только разве то, что у нас было много неслуживших, а армия впервые в истории попала под действие ТАКОГО оружия. Но, если припомнить, какие кирпичные лица я видел в военных судах, то едва ли их разжалобит подобное объяснение…

Я стыдил провинившихся, хвалил тех, кто никого не потерял — не давал подчинённым погрязнуть в мрачных раздумьях о том, что мы и войну, скорее всего, проиграем, не имея таких же адских игрушек. Шедшие по дороге то и дело пугливо задирали головы, боясь увидеть в небе очередную тучу смертельных «копий»; стоит только одному глянуть вверх, как все, словно по команде, смотрят вслед за ним, осеняя себя знаком Пресветлого. А когда случился затор на дороге — люди чуть с ума не посходили; командиры глотки сорвали, пытаясь удержать подчинённых. Вам, уважаемый читатель, не случалось видеть, как стая перелётных птиц, поспешавшая в тёплые края и вырвавшаяся из-за кромки леса на чистоту неба, доводила армию до ужаса? — вот, а я такое видел!

Мне вспомнилось, как я выколачивал из старосты две телеги, и меня затрясло нервным смехом: сегодня мы подарили нихельцам целый караван за здорово живёшь, а также то, что было привезено до нас, и ещё чёрт знает сколько всяких трофеев. Ради чего тогда устроил я то представление? — чтобы врагам побольше досталось? Ехавшие рядом опасливо на меня покосились: уж не сбрендил ли их командир? Пришлось срочно брать себя в руки и успокоиться.

У нас по дороге умерло ещё несколько человек, своих и чужих. Их похоронили вечером, перед сном. Да, мы так и не успели добраться до замка до ночи и переночевали в дороге, а утром притащились, измученные и голодные. Я валился с ног, но слух, хвала Пресветлому, ко мне полностью вернулся, и грех мне было роптать.