Под крылом доктора Фрейда - Ирина Степановская

— И в кого ей быть больной? У нас в роду все здоровы.

Лариса обожала своего маленького Колю и очень хотела, чтобы у мальчика все было по-настоящему — мама, папа, счастливое детство, — чтобы она могла сидеть дома с ним и не считать копейки.

— А у отца?

— Я всех не знаю, но из близких родственников не лечился никто.

Ираклий затушил в пепельнице сигарету.

— Знаешь, мне легче поверить, что Настя больна, чем думать, что она здорова, но мы никак не можем найти с ней общий язык.

Лариса остановилась:

— Тебе будет легче, если окажется, что Настя больна?

— А ты вспомни, что она тут вытворяла с нами и без нас? Что, мы такие дураки, что не смогли бы объяснить нормальной девчонке, что можно делать, а чего нельзя? Конечно, я считаю, она больна.

Ларисе казалось, в молодости она не смогла из-за занятости и неопытности дать дочери все, что полагается. И теперь ее мучили угрызения совести. Хотя, видит бог, она старалась! Старалась, но терпения не хватало.

— Что ты говоришь! Это ведь на всю жизнь! Это не лечится! — ужаснулась Лариса.

Нянька внесла в комнату Колю, и он полез к матери. Ираклий дождался, чтобы Лариса взяла ребенка, а нянька отправилась в кухню приготовить Коле питье.

— Ты сравни — мой старший сын. Он гораздо ответственней ее и самостоятельней! У него нет проблем с учебой! Он серьезно занимается спортом. Он помогает матери, наконец!

Ларисе не нравились эти сравнения. Она слышала их не в первый раз.

— Ты так говоришь, потому что он твой родной сын. Родные дети всегда кажутся лучше других.

— За что ты хочешь меня обидеть? Чего я не сделал для твоей дочери, что должен был сделать родной отец?

Лариса поставила Колю в манеж, малыш беспокойно захныкал.

— Милый ты мой! — Она положила Ираклию руки на плечи. — Мы оба виноваты. Мы не смогли ей внушить, что у нас одна семья. Настоящая семья, хорошая.

Ираклий снял с плеч руки жены и недовольно поморщился.

— Это все статьи из психологических журналов. А на практике все по-другому. Вот ты ей родная мать. И что? Она издевается над тобой.

— Потому что я, наверное, виновата перед ней. А она по молодости еще не может меня понять и не может простить. К тому же вот появился Коля… Она, наверное, ревнует.

— Да она не любит никого! Что мы для нее не сделали? Ревнует она! — Ираклий всем своим видом выразил скепсис. — По принципу «пусть свекрови будет хуже, а я себе глаз выколю»? Из ревности она бросила школу, из ревности не заставишь ходить в институт, из ревности живет на всем готовом. И мысли в голове нет, что вообще-то пора задуматься, чем будет дальше себе на хлеб зарабатывать… Бедная девочка!

Коля захныкал, и Лариса, чтобы он успокоился, дала ему грудь. Ираклий заметил:

— Вот ты и с этим делаешь так же. Чуть голос подал — сразу сиську. И с Настасьей было так же. Ну, так?

— Не так! Я многого ей недодала. А Коля маленький. Что, хочешь, чтобы он плакал день и ночь? Вы, мужики, какие-то бесчувственные!

Ираклий подошел и обнял жену.

— Да, не бесчувственный я, не бесчувственный! Корми ты мальца сколько хочешь! Но только я уже о нашей дочери всю башку сломал! Что с ней дальше-то делать?

Лариса застегнула на груди кофточку, позвала няньку.

— Поехали уже.

Она надевала куртку, когда зазвонил телефон.

— Заведующая отделением говорит: ваша дочь сбежала из больницы. Она не приходила домой?

Лариса растерялась.

— Что вы говорите? Как это может быть?

Лариса передала телефон Ираклию. Он говорил односложно. Да. Нет. Она ничего не могла понять. И заплакала. Куда же девочка могла деться? И почему сбежала накануне выписки? Какой в этом смысл?

Ираклий отключил телефон. Сказал:

— Раздевайся. В больницу ехать бессмысленно. Они там все прочесали. Насти на территории нет.

— Тогда надо в милицию?

Руки дрожали, Лариса села, чтобы не упасть.

— В районную милицию уже сообщили. Нам надо ждать.

— Чего ждать?

Ираклий сел рядом с ней.

— Только не плачь. Доктор мне кое-что рассказала… У Насти, оказывается, был роман с этим врачом.

Альфия не могла дозвониться Диме. Расстроенная и злая, она вернулась к Хохлаковой за ширму. Темнело уже рано. Нинель включила в отделении свет, подошла к Альфие.

— Как она?

— Все так же.

— Девчонка не нашлась?

— Нет.

— Альфия Ахадовна! — раздался вдруг чей-то осторожный шепот. — У Хохлаковой деньги украли!

— Что-о-о?

И Нинка, и Альфия разом выглянули наружу. Около ширмы стояла Марьяна, одной рукой придерживая у ворота ночную рубашку. В другой руке она держала маленькую черную сумочку из дешевого кожзаменителя с расстегнутым замком. Сумка была совершенно пустая.

— Ты что здесь делаешь? Где ты была? Почему я тебя не видела, когда уколы делала? — зашипела на нее Нинель. Альфия знаком велела Нинель молчать.

— Что ты тут такое сейчас сказала? И что это у тебя за сумка?

— Это Олина сумка. Я ее нашла. Я много знаю. Я все скажу, только укол мне не делайте, — быстрым шепотом проговорила Марьяна.

— Ну говори, что ты знаешь? Где ты нашла эту сумку?

— В туалете. В коробке. Где разные тряпки хранились.

— А что ты искала в этой коробке?

— Тряпки хотела туда назад положить, которые Оля последний раз доставала. Они смертью пахнут. Я из-за них в туалет не могу сходить.

— Ну и дальше?

— Там был какой-то сверток. Я посмотрела — а это пакеты, в которые Оля все заворачивала. Она ведь каждую вещь заворачивала — ложку, чашку, зеркальце, — ну, в общем, все, что у нее было. И все держала у себя под подушкой. И я поняла по пакетам, что в них лежала сумка, в которой она деньги хранила.

Нинель вдруг почему-то покраснела и отошла в сторонку. Альфия взяла Марьяну за руку и втащила в палату. Плотно задвинула ширму. Марьяна увидела подругу, затряслась, побледнела.

— А покажите, — попросила она с расширенными от ужаса глазами, — где у Оли след от петли?

Альфия развернула Марьяну так, чтобы она не смотрела на Олю.

— Почему она хранила деньги в сумке, когда они должны были лежать в сейфе?

Марьяна замялась. Альфия рассвирепела:

— Что еще, черт вас побери, вы от меня скрываете? Что произошло с этими деньгами? Много их там было?