Холодные сердца - Антон Чиж

– Понятно, – кивнул Ванзаров. – Крепко дружите с господином Кротких, местным головой. Но сейчас мы займемся другим. Требуется, чтобы вы напрягли свою память. Способны?

Чуркин обещал вывернуться наизнанку, а сынишка его ковырнул в ноздре.

– Инженера Жаркова знаете?

– Это того-с, что… того-с… то есть недавно….

– Того самого, – согласился Ванзаров. – Вспоминайте: часто видели его на пляже?

Артельщик послушно состроил гримасу самого глубокого размышления, на какое способен мелкий жулик, между тем не столько вспоминая, чего там вспоминать, и так все ясно, а стараясь сообразить: грозит это лично ему или пронесет? Поупражнявшись в мимике, он не нашел причины скрытничать.

– Так ведь не бывало-с господина Жаркова на пляже. В этом сезоне не припомню-с… Как есть, верно…

Сынишка смачно чихнул, словно припечатал слова отца клеймом правды.

– А господин Ингамов как часто любит принимать воздушные ванны?

– Это секретарь порховский? До сего дня не видали-с.

– Что же он сегодня тут делал?

– Известно что: взял кабинку, поехали-с купаться…

– Вот как? – сказал Ванзаров. – Давно окончил морские купания?

– Да уж час тому, не меньше…

– Катерина Ивановна, Снежная королева ваша, случайно, не брала кабинку примерно в то же время?

Вздохнув, Чуркин сознался. Он-то в чем виноват? Купаются господа, когда им вздумается. Его дело – лошади. Такого же мнения придерживался его отпрыск. Стоять в ногах отца ему наскучило, и он зевнул во всю детскую пасть.

– Чуркин, а что вас так интересует в море? Вон та одинокая лошадка?

Пришлось сознаться: господин взял кабинку и совершенно закупался. Прошли уже все сроки. Обычно ведь как: выедут, нырнут – и обратно. В заливе долго не накупаешься. А этот и вылезать не думает. Что там делать?

Господин из столицы вмиг стал колючим и строгим.

– Кто взял кабинку? Вы его знаете? Фамилия? – спрашивал он.

Чуркин встревожился такому повороту, но отступать поздно. Сознался во всем: лицо знакомое, вроде местный, но вот как зовут – не знает. Никогда на пляже не бывал.

– От него пахнет крепко и в лице что-то такое крысиное?

– Одет прилично, чисто, но совсем не для купаний, – ответил Чуркин. – Но правду говорите: слегка на крысу похож, правда, Васька?

Сынок заулыбался ртом, полным лошадиных зубов.

Артельщик готов был и дальше служить господину из сыскной, но тот повел себя странно. Скинул пиджак, оставшись в одной жилетке, сбросил на песок ботинки, показав крепкие ноги, и закатал брюки до колен.

– За мной, – приказал он и первым пошел в воду.

Чуркин был так удивлен, что пошел не раздеваясь. Васька привычно побежал вперед, но Ванзаров строго прикрикнул, требуя держаться за ним. У кабинки, где вода доходила ему до пояса, задержался и сказал, чтобы не подходили, пока не разрешит. Чуркин на всякий случай взял Ваську за шкирку.

Ванзаров запрыгнул на тележку, заглянул в открытую дверцу и высунулся обратно.

– Чуркин, бегом за приставом, – крикнул он.

Артельщик пребывал в растерянности.

– Чего-с? – пробормотал он.

– Беги в участок за полицией! Скажешь, Ванзаров требует. Бегом марш!

Окрик подействовал. Чуркин очнулся. Он догадался, что случилось что-то очень дурное, что может поставить крест на его доходах. И это беспокоило больше всего. Наподдав Ваське, артельщик пошел с трудом, с непривычки увязая в воде. Сынишка его, размахивая руками и высоко подпрыгивая, далеко опередил отца.

Пока доберется до участка, пока убедит пристава, пока сюда вернутся – полчаса, не меньше, пройдет. Ванзаров ждать не стал.

Лошадь, вконец замерзшая, подергивала тележку. Она поворотила морду, словно спрашивая: сколько еще терпеть мучения? И так уже копыта в ил утопли. Ванзаров натянул вожжи, сказав «тпру!». Дескать, изволь стоять на месте. Не до тебя, милая.

Он забрался внутрь кибитки, насколько хватило места. Люк для купаний был открыт. Крышка аккуратно прислонена к задней стенке. Крючки для одежды пустые. Господин не стал раздеваться. Он лежал прямо в костюме, перегнувшись через край люка. Вода как раз подходила к деревянному вырезу. Так, чтобы голова окунулась по самую шею. Господин лежал, вытянув руки вдоль тела. Могло показаться, что он прилег напиться или имеет привычку отдыхать лицом в морской воде. Так мирно и спокойно он выглядел. Крови или воткнутого штыка не заметно. На одежде, во всяком случае. На спине следов борьбы нет, только волосы растрепаны.

Ванзаров нагнулся рассмотреть затылок. На шее, у самого края волос, виднелась заметная ссадина. Скорее всего, кровоточила, но вода вычистила все. Прикасаться к телу категорически нельзя. Пристав должен зафиксировать для протокола положение и прочее. Но бывают ситуации, когда надо забыть про правила.

Обыскав карманы и даже прощупав сорочку, впитавшую влагу, Ванзаров не нашел ничего. Если не считать медных монет, платка и расчески. Господин был совершенно чист от бытовых мелочей, как и его новый костюм.

Оставалось последнее. Ванзаров крепко взялся за волосы и приподнял голову. С лица полились струйки. Глаза, широко раскрытые, смотрели рыбьим немигающим взглядом. Рот отвалился и щерился сырой красной ямой. Словно господин никак не мог надышаться после долгого купания.

Ванзаров опустил его в деревянную купель, отряхнул руки и уселся ждать. Оставалось десяток минут, которые можно было потратить на самое полезное дело: размышления.

Вокруг сапог образовались лужи. Они росли, сливаясь в небольшое озерцо. С пристава текла вода. Сидя на табуретке, Недельский не замечал промокшую фуражку, булькающую кобуру и прилипшую к телу одежду. Ему было безразлично, что происходило вокруг. Он вздрагивал, тревожно прислушивался и вертел головой. Быть может, переживал, что поскользнулся и шлепнулся в воду на глазах у городовых. Только наметанный глаз заметил бы, что с приставом творилась полная ерунда.

Как только он увидел тело, плавающее в кабинке, сел на тележку и больше не принимал участия в составлении протокола. Новая жертва произвела на него такое глубокое впечатление, что пристава пришлось растолкать, чтобы двигаться обратно. Ноги у него заплетались, он мог бы искупаться не раз, если бы его не придерживали под руки. Теперь он перестал реагировать совсем. Сколько ни пытался Фёкл Антонович тормошить его, все было напрасно. Наконец он оставил пустое занятие.

– Это невозможный кошмар какой-то! – сказал предводитель, плюхнувшись в кресло пристава и схватившись за голову, готовую лопнуть от отчаяния. – Сумасшествие какое-то творится вокруг!

В участке действительно творилось не пойми что. Промокшие городовые выкручивали одежду, тут же сушились портянки и сапоги, наполняя присутственную часть мощным ароматом. Почему это не делалось в роте, никто сказать не мог. Полный хаос и неразбериха превратили участок в предбанник. Некому было навести порядок. Даже Ванзаров в одной сорочке, закинув ногу на ногу, выставив голую пятку, рассматривал штанины, трагически промокшие до самого пояса. До остального словно ему и дела нет.