Другая жизнь - Лайонел Шрайвер

Шеп мысленно переключился на изучение доктора Гольдмана. Энергичный, напористый терапевт отличался грубой красотой; при росте где-то футов шесть он казался огромным. Его нельзя было назвать толстым, но здоровая упитанность говорила о хорошем аппетите. Очевидно, он был любителем свиных ребрышек и не отказывал себе в стаканчике виски, проявляя таким образом нежелание следовать своим собственным рекомендациям, чего Шеп не увидел в докторе Ноксе – подтянутый, ухоженный, он выглядел лет на пятнадцать моложе. Так почему же Филипп Гольдман вызывал большую симпатию? Объективно его внешность была слишком грубой – можно сказать, он и вовсе не был красив. Чуть приплюснутое широкое лицо, близко посаженные глаза – крошечные, почти поросячьи. Однако двигался он быстро и уверенно, преодолевая длинные коридоры с такой же скоростью, с какой, вероятно, поглощал и еду. Он вел себя как человек, уверенный в своей неотразимости, и вас мгновенно охватывало чувство, что так оно и есть на самом деле. Его привлекательность была связана с постоянным движением и наверняка терялась на фотографиях. Если бы его девушка показала подруге его снимок, та никогда бы не поняла, что можно найти в этом невзрачном типе.

Откровенно говоря, Шеп испытывал легкую ревность. И не только потому, что врач был человеком более образованным, успешным и богатым. Между доктором и пациенткой возникли доверительные, очень близкие отношения, чего Шеп не смог добиться после двадцати шести лет брака. Он не представлял, как можно назвать абсолютную преданность врачу, если не любовь. Она доверяла доктору Ноксу, что вполне объяснимо; она верила в доктора Гольдмана, и в этой страсти было что-то эротическое. Когда муж убеждал Глинис, что необходимо поесть, она вставала на дыбы. Но когда в конце мая доктор Гольдман посоветовал ей больше есть, она разработала целую программу набора веса, требуя приготовить ей самые любимые блюда. По сути, ничего, кроме порозовевших и округлившихся щечек жены, не должно было иметь для него значение, но Шеп все равно испытывал раздражение.

Абсентеизм Шепа уже перешел все границы, что не могло оставить Погачника равнодушным; по крайней мере, ему не пришлось опять пропускать работу, благодаря тому что Гольдман назначил встречу на вечер.

Зажав в правой руке ладонь Глинис, Шеп провел ее в офис на седьмом этаже клиники, открывая свободной левой двери и нажимая кнопки лифта. Прежде чем осторожно постучать в дверь кабинета, он на мгновение задержал настороженный взгляд на жене. Такими взглядами обмениваются обвиняемые и их супруги, когда в зал входят присяжные. Глинис была невиновна, но судебная власть изменчива в своих решениях.

Дверь отворилась.

– Мистер и миссис Накер, прошу вас, проходите!

Шеп посмотрел на сияющее лицо Гольдмана и подумал: «Невиновен».

– Хорошо выглядите! – продолжал Гольдман, пожимая руку Шепа, и накрыл сверху второй ладонью, что, должно быть, выражало особое радушие.

Шеп не выглядел хорошо. Месяцы, потраченные на то, чтобы накормить жену максимально калорийной пищей, сделали его почти похожим на Гольдмана, притом что Шеп был на несколько дюймов ниже ростом и не владел искусством двигаться со свойственной доктору грацией. Когда они обменивались рукопожатиями с Глинис – «А вы выглядите очень хорошо!» – ее узкая кисть очень гармонично смотрелась в его широкой ладони.

Они сели. Шеп был рад опуститься на стул, ноги тряслись от волнения. Перед глазами появились черные точки, словно в офисе летали стаи комаров. Он молил Бога, чтобы Гольдман не начал ходить вокруг да около, скрывая самую суть за общими выводами и пылкими фразами.

Врач опустился в свое кресло, сцепил руки за головой, чуть откинулся назад и положил ноги в ботинках из кардована на край стола. Медицинский халат был расстегнут, рубашка измята, волосы растрепаны; при этом он еще и сутулился. Что ж, специалист, к которому пациенты прилетают из Новой Зеландии и Кореи, может позволить себе выглядеть неряшливо.

– Итак, мальчики и девочки, у меня потрясающие новости!

Шеп облегченно выдохнул и расслабленно опустил плечи. Терапевт был прежде всего ученым, не продавцом автомобилей, и не мог, подчиняясь врачебному кодексу, повернуть назад, пройдя часть пути.

– Враг пал, сраженный карающим мечом справедливости, – бодро произнес он. – Я знаю, алимта жуткая дрянь, но вы, миссис Накер, держались молодцом. (Его излюбленное выражение «держаться молодцом», вероятно, распространенный медицинский термин, означающий: «Не будила врача среди ночи, когда персонал больницы уже предупредил ее о побочных эффектах».) И это того стоило. Буду с вами честен: двухфазные клетки не поддались. Но опухоль не увеличилась, процесс удалось приостановить. Две другие значительно уменьшились в размерах. Метастазы мы также не наблюдаем.

Шеп в порыве счастья потянулся к Глинис и поцеловал ее в лоб. Они крепко сжали руки друг друга и обнялись, не в силах сдержать восторг.

– Это же замечательно! Потрясающе! Великолепно!

Гольдман вставил диск в компьютер и показал им в разрезе внутренние органы Глинис, на картинке они напоминали куски многослойного замысловатого террина, приготовленного на виртуальной кухне. Шеп даже мысленно пожурил себя за критическое отношение к Филиппу Гольдману. Может, парень правда красив. Шеп не был женщиной, как он мог судить? Если Глинис верила в доктора, значит, так тому и быть.

Шеп чувствовал себя предателем, циником, низким человеком, не имевшим права на безосновательное скептическое отношение. Внезапно на него волной нахлынуло совершенно другое восприятие болезни жены, заставившее задуматься, не по причине ли собственного непонимания ему приходилось так страдать. Он никогда не придавал значения всем новомодным штучкам о необходимости «выпускать негативную энергию» – или сам не заметил, как купился на это. В любом случае, что бы он там ни выплеснул в атмосферу ради выздоровления жены (можно ли уже назвать это «выздоровлением»?), это было только во вред. Поскольку действия врача принесли ей вполне ощутимое облегчение, много большее, чем пресвитерианская вера Гэба Накера или сектантские проповеди Деб из Тусона, настало время стать прихожанином церкви Филиппа Гольдмана.

Размышляя о новой вере, Шеп смотрел на доктора с выражением глубокой признательности. По уверенным жестам Гольдмана можно было с легкостью определить, что этот мужчина привык выступать перед большой аудиторией профессионалов своего дела, с восторгом внимавших каждому слову. Его статьи печатались в журнале «Ланцет», он сам неоднократно давал рецензии работам менее известных авторов. Смертельно больные люди в слезах молили его о помощи. Однако он не производил впечатления человека с большим самомнением; в манерах не было того бахвальства, которое порой служит хорошей маскировкой для жуликоватой натуры. Нет, Гольдман действительно казался значительной фигурой.

Доктор показал им предыдущее исследование на томографе и последнее, указав на очевидные изменения. На его непрофессиональный взгляд, различия были весьма незначительными; требуется время, чтобы преодолеть природный агностицизм и довериться компьютерной программе. На всем протяжении разговора Гольдман употреблял местоимение первого лица множественного числа: мы уменьшили то, мы уменьшили это. С его стороны было очень благородно употребить это местоимение. Поскольку мы ничего не сделали, и Гольдман об этом знал.