История атомной бомбы - Хуберт Мания

Расположение Хенфорда отвечает требованиям безопасности, которые генерал Гровс предъявляет к месту будущей фабрики плутония: обособленность, малая заселенность и большая река, которая будет поставлять воду для охлаждения. Военный руководитель Манхэттенского проекта прекрасно информирован об опустошительных последствиях возможной аварии атомного котла с выбросом радиоактивности и требует создать вокруг «гарнизона W» нежилую двадцатикилометровую зону. Он даже намеревается провести исследование, не нанесут ли стоки отработавшей на охлаждении радиоактивной воды урон популяции лосося и радужной форели в реке Колумбии. Руководителю проекта Маттиасу он советует не убегать, в случае если реактор взорвется, а бросаться в гущу событий: это избавит его от гораздо больших неприятностей. Деревни Уайт-Блафс и Хенфорд включены в цену покупки «паршивой земли» — пять миллионов долларов за тысячу пятьсот квадратных километров. Дома, сады и хозяйственные постройки будут сожжены, несколько сотен людей принудительно переселены, а сто семьдесят семь гробов выкопаны с кладбища Уайт-Блафс и перевезены на кладбище в пятидесяти километрах от этого места.

Шестнадцатого ноября 1942 года, когда не пригодившаяся оболочка аэростата под западными трибунами стадиона в Чикаго разобрана и поднята вверх, Роберт Оппенгеймер встречается в Нью-Мексико с Лесли Гровсом и майором Джоном Дадли из Манхэттенского инженерного управления. Генерал торопит с решением по «гарнизону V». На этом гарнизоне должна быть создана оружейная лаборатория, директором которой назван Оппенгеймер. Для конструирования бомбы необходимо найти место — как гласит директива Гровса, — расположенное на таком отшибе от обжитого мира, чтобы пара сотен «талантливых специалистов высочайшего ранга, среди которых будет и несколько светил» могла бы там исчезнуть на все время войны, как сквозь землю провалившись. Дадли уже осмотрел пару дюжин мест на юго-западе США и сегодня хочет показать своему начальству каньон к северу от Санта-Фе, который он облюбовал как самый подходящий. Но Гровс камня на камне не оставляет от выбора Дадли, найдя территорию слишком тесной, а главным образом не видя шанса где-нибудь соорудить железную ограду с тремя рядами колючей проволоки.

Оппенгеймер тоже с сожалением качает головой: ему в этом узком ущелье с обрывистыми красно-коричневыми стенами будет недоставать широкого обзора с видом на окружающие горы. Мол, Дадли слишком уж буквально понял пожелание «как сквозь землю провалиться». Но он, Оппенгеймер, знает здесь одно местечко, совсем недалеко отсюда, которое самым удачным образом сочетает в себе уединенность, красоты дикого ландшафта и неповторимый вид на панораму гор.

Оппенгеймер, Гровс и Дадли трясутся по ухабам неукрепленных горных дорог, пересекают заросли осин и сосен на пути к плоскогорью Валле-Гранде, самому большому в мире кратеру вулкана с двадцатью километрами диаметра, окруженному вершинами по три с половиной тысячи метров. За ним следует крутой подъем к плато Пахарита в горах Хемез. Незадолго до цели открывается широкая равнина, поросшая кактусами, кривоствольными соснами и можжевельником. Равнина изрезана глубокими ущельями. Между ними тянутся высокогорные плато — параллельно, словно пальцы гигантской ладони, указующей на восток, на близкую долину реки Рио-Гранде. На одном из этих плато расположена школа-ранчо «Лос-Аламос», названная так по испанскому имени тополей, окаймляющих ручей на дне каньона. Его стенки круто обрываются и пронизаны красно-золотыми поперечными жилами. Однажды, двадцать лет назад, тинейджер Оппенгеймер во время верховой прогулки впервые попал здесь в элитный интернат, где мальчики из больших городов вели спартанскую жизнь на высоте 2200 метров над уровнем моря.

К вечеру шестнадцатого ноября 1942 года, казалось, и генерал проникся очарованием суровой красоты этих мест. Хоть плато и не вплотную окружено защитными стенами гор, зато само оно представляет собой плоскую вершину горы, скальные красно-коричневые стены которой с трех сторон почти отвесно обрываются вниз на семьсот метров. Здесь можно наслаждаться вольным видом на безлюдную равнину до заснеженных Скалистых гор на севере и до зубчатого горного хребта Сангре-де-Кристо на востоке. А перед ними проторила свое русло Рио-Гранде. Кое-где к этому руслу лепятся жилища индейцев пуэбло, сложенные из охряных глиняных кирпичей. Этажи расположены террасами, и попасть на них можно по лестницам, приставленным к стенам домов. У подножия Сангре-де-Кристо есть и домик Роберта Оппенгеймера и его брата Франка. Хижина сознательно обставлена по-спартански. Самодельный водопровод — ее единственная роскошь.

Школе-ранчо «Лос-Аламос» принадлежат в общей сложности пятьдесят четыре дома, сараи, амбары и конюшни. Ученики, семьи учителей и служащие живут здесь круглый год. Немало успешных лидеров промышленности и политики прошли здесь телесную закалку и научились самодисциплине. Некоторые инженеры Манхэттенского инженерного управления — тоже бывшие воспитанники интерната. Однако явно осложненная трудностями жизнь бойскаутов, которые даже зимой носят короткие штаны, не каждому идет на пользу. В то время как Оппенгеймер в этот день видит обе свои пожизненные страсти — к физике и к нью-мексиканскому ландшафту, — чудесным образом сведенными воедино, другой выпускник этой школы явно провел здешние годы зря. Психически неустойчивый Уильям С. Берроуз в эту осень в свои двадцать восемь лет зарабатывает на жизнь тем, что морит в Чикаго тараканов и клопов, и к тому же пристрастился к гей-барам. Через несколько лет они с Джеком Керуаком и Аленом Гинзбергом создадут новое радикальное литературное течение. В «Лос-Аламосе» он только и делал, что мерз, вспоминает Берроуз о мужском союзе и военизированной муштре на высокогорном плато.

«То, что надо!» — якобы воскликнул Лесли Гровс, тоже, пожалуй, под впечатлением от мальчиков и их воспитателей, которые упражнялись в снежных сугробах на спортплощадке школы. Посетители не вступали в контакт с жителями плато, а лишь осматривались. Наметанным глазом экспроприатора Гровс прикинул, что в главном трехэтажном корпусе без больших затрат можно будет обустроить первые временные лаборатории. О размещении военных инженеров, строительных бригад и их материалов тоже можно было не беспокоиться. В тот же вечер генерал принял решение, и через пять дней уже начались переговоры о продаже. Школьникам было обещано, что они смогут закончить семестр к середине января 1943 года. Так Манхэттенский проект обрел «гарнизон V» — высокогорное плато Лос-Аламос, светло-коричневый туф которого миллион лет назад был выброшен сюда в виде горячего пепла при извержении близкого вулкана Валле-Гранде. Школьная усадьба за триста тридцать пять тысяч долларов переходит в государственную собственность. В цену включены строения, а также убойный скот, шестьдесят верховых лошадей, равно как и трактора, и грузовые малолитражки.

Новости из Нью-Мексико не доставляют радости Лео Силарду в Чикаго. Лишь взглянув на карту местности, этот вечный постоялец отелей ворчит: «Да в таком месте невозможно ясно мыслить. Кто туда поедет, тот свихнется». Тридцать первого декабря 1942 года истекает его договор с метлабом. Новое зачисление на службу зависит и от хода переговоров с Лесли Гровсом о ядерных патентах Силарда. Весной 1943 года Силард делает эскизы нового типа реактора для быстрых нейтронов и называет его «бридер», размножитель. Получение плутония в таком реакторе должно стать эффективнее, чем в прежних моделях. Гансу Бете, прибывшему в Чикаго для консультаций по конструкции реактора, он говорит о своих записях, которые якобы вел по ходу работы в метлабе. Правда, читать эти заметки, по его словам, никому и никогда не доведется. Они, мол, «предназначены исключительно для Бога». — «А тебе не кажется, что Бог и без тебя уже знает факты?» — спросил Бете. «Может, и знает, но уж точно не мою версию фактов».