"Ла"-охотник. В небе Донбасса - Роман Юров

– Атакую худых! Серега, Стас, бейте третью девятку!

С «мессерами» они разошлись левым бортом и сразу же рванули вверх. Вражеские летчики сходиться два на два не захотели, потянули в сторону нашей готовящейся к атаке четверки. Те уже пикировали вниз, на бомбардировщики, и немцы пристроились следом.

– Худые на хвосте!

«Лавочки» рванули в стороны, но «мессера», обстреляв одного из наших, ушли вниз.

– Повторяем атаку!

– Дед, прошу помощи! – Славка пыхтел, словно паровоз. – Зажимают…

– Пробуй отрываться к нам. Сейчас.

Времени, чтобы снова собрать группу и ударить по бомбардировщикам кулаком из шести «лавочек», уже не оставалось – немцы подобрались к цели слишком близко. Но бить было нужно, чем есть и как есть. Иначе все зря…

– Четырнадцатый, тридцать первый, атакуйте!

Он плавно отдал ручку от себя, опуская нос истребителя вниз. Ощетинившийся огоньками пуль строй бомберов наплывал быстро и неумолимо. Все эти разноцветные огоньки неслись прямо в лицо, их было столько, что и не сосчитать. И каждый из них был смертью…

Саблин начал стрелять метров с пятисот по крайней левой машине. Сперва мазал – трассы ложились куда-то за хвост серого, раскрашенного темными вертикальными полосами бомбардировщика. Потом пушки почему-то перестали стрелять, а строй бомбардировщиков оказался вдруг сзади выше. «Лавочка» не горела, мотор работал исправно, и сам он был жив-здоров. Это казалось чудом.

Ведомый был на своем привычном месте. Он тоже, судя по всему, был цел, и это тоже было чудом. Но самое удивительное было выше. Девятка бомбардировщиков разворачивалась. Пары Кота и Улитки только заходили в атаку, но бомбардировщики уже сбросили бомбы и, рассыпавшись, удирали домой.

Любовался проделанной работой Виктор недолго. Бой продолжался, нужно было выручать Ларина, нужно было разобраться с появившейся с юга восьмеркой немецких истребителей. Он вновь потянул ручку на себя, хотя сил после этой самоубийственной атаки уже не оставалось…

– Я Дракон! Вижу противника! – раздался властный, откуда-то знакомый голос. – Я Дракон, атакую!

От солнца показалась россыпь точек. Их было много – десятка полтора, и это были наши…

… Через три минуты все было кончено. Немцы, получив трепку, уже таяли на горизонте. Внизу, на черной, перепаханной взрывами земле добавилось еще два дымных костра – пилоты «Яков» показали, что они тоже умеют сбивать…

– Дед, благодарю за бой. Можете идти домой, – голос у радистки звенел от радости. – Подтверждаю падение четырех «Юнкерсов» и «мессера». Дед, мы вас поздравляем…

– Дед, поздравляю! – голос у «Дракона» чуток потеплел. – С тебя причитается…

– Принял, домой! – Виктор подумал, что это какая-то странная мода, поздравлять сразу после боя. Впрочем, сегодня он заслужил – сбили четверых, а его все живы-здоровы. Правда, машина Улитки явно повреждена, но вроде не смертельно – долетит. В любом случае внизу уже свои…

– Ви-итька-а! – Палыч полез в кабину, не дожидаясь, пока остановится винт, облапил, едва не оторвав шею. – Поздравляю! Молодец, чертяка!

Могучие руки техника выдернули Виктора из кабины, словно пробку из бутылки. Он вдруг полетел прямо в окружившую самолет толпу, но упасть ему не дали.

– Качай, ребята!

Десятки рук подхватили Виктора, и небо на какую-то секунду вдруг стало ближе.

– Еще!

– Еще!

Вокруг толпился весь полк: краснощекий, видимо принявший на грудь, Шубин, радостно возбужденный Соломин, снисходительно посмеивающийся Иванов, кривящий в глупой улыбке рот Рябченко. Вокруг были все свои, ставшие за последние полгода едва ли не семьей.

– Да что случилось-то? – попытался узнать Виктор, после того как его поставили на землю.

– Указ вышел, по радио передали! – Шубин желтел прокуренным комплектом зубов. – Поздравляю с высоким званием Героя Советского Союза!

…С ночи сильно похолодало, восточный ветер противно завывал в проводах, ледяным сквозняком задувал под одежду. Потом пошел снег. Он сначала сыпался осторожно, понемногу: одинокие снежинки тыкались в лицо и тут же уносились, сметаемые напорами ветра. Потом снег сыпанул стеной, еще сильнее забелив окружающую степь, заметая черную набитую машинами колею.

«Студебеккер», рыча движком и тяжело переваливаясь, заполз на очередной холм, на секунду замер и устремился вниз. Порыв ветра швырнул в глаза добрую пригоршню снега, но Виктор успел разглядеть занесенные крыши деревни и два голых тополя, стоящих рядом и служивших ориентиром их аэродрому. Через минуту он уже шел по дороге навстречу тополям. Мягкая, мокрая и не успевшая смерзнуть земля пружинила под ногами, а снег все сыпал и сыпал, скрывая следы. Недельная командировка в Москву осталась позади…

Первым он встретил Палыча. Верный механик шествовал с ведром по улице. Увидев Виктора, он поставил ведро в снег и, ни слова не говоря, полез расстегивать ему новую, выданную накануне командировки шинель. Распахнув грудь, явил на свет Золотую Звезду и растянул лицо в довольной улыбке.

– Цаца! – Налюбовавшись наградой, он сграбастал Виктора в медвежьих объятьях. – Рассказывай! Калинин вручал?

– Калинин. – От таких нежностей у Виктора заныли ребра. – Все расскажу. В полку как дела? Как Таня? Все живы?

– Та чего у нас? – Палыч пожал плечами. – Танька себя достойно ведет, блюдет… А в полку… позавчера Чуриков разбился, вместе с Морозовым. Вылетели парой, а тут буран начался, – он обвел рукой окружающую снежную взвесь. – В холм воткнулись, оба. Рядышком. Вчера похоронили.

– Жалко, – расстроился Виктор, – Чуриков хороший был летчик, сильный. Да и Морозов уже не сопляк зеленый, с лета воевал… – Он огорченно прищелкнул языком. – Второй эскадрильей Лешка командует?

– Пока Лешка, – усмехнулся Палыч, – а там видно будет. А так тихо все. Ты лучше расскажи, как съездил, про Москву расскажи, про то, как награждали…

– Стоит Белокаменная, – Виктор улыбнулся, – что ей сделается? А как ехал, это жуть и ужас.

Они пошли по улице к штабу, и снег заметал их следы.

Утро началось без солнца. Аэродром затянуло однообразной непогодной мутью, студеный туман разлился по земле молочным киселем. От обилия белого не за что было зацепиться глазу – все вокруг стояло серое, расплывчатое, сырое. Сырость проникала под летные комбинезоны, загнала пилотов в прокуренную тесноту землянок. Жадные до драки приуныли – сколько так сидеть, перетирая раз за разом одно и то же, никто не знал. Воспряли полковые краснобаи и балаболы – им прибыло благодарных слушателей.

– Бои… – Лешка – новоявленный комэск второй, остервенело плюнул. – Вы боев-то и не видали. Вот в сорок втором – это были бои. Не успеешь взлететь, а «мессера» уже пристраиваются. Все аэродромы наши знали, все площадки. Рыскали там парами, как волки по степи, все видели. Если заметят нашу группу – сразу подкрепление вызывают, пять минут, и уже против тебя шесть-десять гансов. А если нас мало, то и вдвоем бьют. А чего им? Скорость есть, высота есть. Выбрал момент удобный и лупи… Потери были жуть…