Любовь и жизнь как сестры. Личные истории знаменитых людей - Ольга Кучкина

– Это вопрос очень глубокий. Есть специальный курс лекций в Московской духовной академии, читает Александр Ильич Осипов, умнейший человек, называется: Основное Богословие. В нем дается путь к знанию, как он проходил через научные концепции, и хотя мы не можем познать ни природу Божию, ни Его промысел в полноте, мы видим, что вера присутствует в любой научной гипотезе, а то, что есть Бог, – не просто теория, а опытное знание, которое отпечаталось на сердце.

– Вы не можете простой пример этого знания привести?

– Это наше страдание перед тем, как раскрыть себя на исповеди, и наше облегчение, когда мы эту борьбу с собой с помощью Божией проходим и получаем утешение. Вот сейчас была битва, и мы все-таки оказались с Богом, полюбили не себя больше, а ту правду, которая нарушена в нас каким-то грехом. Это наша жизнь в послушании, которая связана с испытанием. Все время нравственные конфликты, конфликты с собой, ты видишь, что как человек своими силами не справляешься, но в то же время видишь: есть реальная Божья помощь. Есть понимание, что каждое твое слово, сказанное на земле, отзвуком идет на небо. Поэтому постоянное состояние внутренней чуткости. И молитва становится твоим вторым внутренним дыханием.

– А конфликты случаются? Какие?

– Монастырь – это коллектив. Значит, есть соприкосновение людей друг с другом. Направление духа одно, а воспитание и образование разное. Обиды: как она на меня посмотрела, как грубо сказала, почему не хотела мне помочь. То есть это целый большой день, буквально загруженный нравственными вопросами: как поступить. Хорошо, если мы готовы, как воин, который знает, где у него оружие. А бывает, все замечательно – и вдруг землетрясение.

– И слезы тоже?

– Естественно. Один из основных мотивов жизни в монастыре – искренность. А в искреннем состоянии человек и плачет, и обижается, и недоумевает, и ругается. Задача – в своем искреннем состоянии разобраться, с помощью старших, насколько оно соответствует тому духу христианской любви, который заповедал Господь. В нас часто действует ветхий человек, которому трудно действовать по закону любви – вот по закону эгоизма легко. Я себя люблю, мне себя жалко, а другого – не знаю. Поэтому должно быть постоянное перековывание, переделывание себя. Это сложно. Бывает, надо немедленно разобраться, потому что все кипит и может взорваться. А бывает, вечером все прибегут, и мы разговариваем. Но я не сижу где-то на печке отдельно, а потом снисхожу, – я с ними.

– Я запомнила, как вы сказали, что христианство – парадоксальная вещь. А это не диссидентство в церкви?

– Это реальность. Потому что то, с чем мы столкнулись – а мы столкнулись с Откровением Божьим, – поразительно. Вот Христос – в нем два, казалось бы, несовместимых естества: человеческое и Божественное. Пресвятая Богородица – она же и Дева и Богородица. Для обычного сознания это несовместимые вещи. Многое в христианстве выходит за рамки простого, логического мышления. Апостол Иван говорит: оно юродство для мира. Господь говорит: блаженны чистые сердцем. То есть путь не в количестве прочитанных богословских книг и отстоянных служб, а в чистом сердце, которое созидается большим трудом. Все это моменты необычные, нестандартные, которые надо ощутить и понять.

– Я изумилась реалиям вашего бытия и опять подумала: а это – не диссидентство?

– Каждый монастырь имеет свой дух, свою направленность. Много замечательных монастырей, в которых созидается святое устроение души. Наш монастырь с академической направленностью. Мы стараемся обучить все делать хорошо. С собаками как общаться, как с верблюдом, с воронами, с ястребом, что раненый к нам попал. Нам помогают специалисты из зоопарка, из цирка. Занялись изготовлением фарфора – стали изучать, какие были промыслы раньше, смотреть альбомы. Есть много неожиданного, о чем мы и не думали. Например, у нас появилась школа-интернат для мальчиков, мы впрямую занимаемся воспитанием детей. Многие сестры учатся в пединституте. Организовали свое радиовещание…

– Вы открыли монастырь пятнадцать лет назад?..

– Он основан в 1799 году, но в начале ХХ века уничтожен. Все было разрушено. Когда открывали, дядечки приезжали, молодые люди, сестер мало, и мы пели: спаси, Господи, игуменью Ксению с братьями святой обители сия. А через год-два спрашивают: про каких братьев вы все поете? Уже появились молодые девушки, и мы стали петь: с сестрами.

– Молодые сестры – потому что молодые руки понадобились?

– Не совсем. Если только работать и ничего внутренне для себя не делать – не то. Знаете слово: трудоголики. Я всегда против этого внутренне, когда уходишь в дело от себя – потому что это жизнь без Бога. А монастырь может формироваться так, как ты способен его сформировать. Мы принимали девушек, девочек. Слава Богу, это тот потенциал, который может быть взращен.

– А у вас нет любимиц?

– А почему нет – это не запрещается. Вот у Господа был любимый ученик Иоанн-богослов. Есть психологическая близость людей – и тут кто-то может быть тебе более созвучен, а есть нравственная любовь, она должна быть ко всем одинакова. Но не так, что мне кто-то понравился, я буду ее от работы освобождать или конфеты пакетами посылать. Не дождется.

– Бывали у сестер серьезные искушения? Пытался кто-нибудь уйти из монастыря?

– Меня всегда поражает, как ищут какого-то удовлетворения в том, что ах, кто-то убежал, кто-то пошел рожать из монастыря. В этом есть момент какой-то внутренней некрасивости. Я не про вас говорю, это всеобщее. Да, были случаи, когда мать протестовала, отец вытаскивал дочь, кричали: лучше ей стать блудницей, чем жить в монастыре. Мы пережили много. Поразительно то, что сестры, которые пришли в монастырь, ничего не зная, вдруг становятся такими великими воинами. Ну что такое наша плоть, которая все время хочет есть? Хочет спать и не хочет работать? Наша душа, которая получила навыки с детства: себя ценить, другого уничижать? И все это надо в себе разрушить и построить дом на совсем другом основании. Тут есть своя колоссальная внутренняя культура. Я разговаривала с одной дамой, вернулась сюда и говорю: сестры, какие же вы счастливые, что вам всем уже дано войти в эту культуру мышления, а другие, которые вне этого, даже не знают, чего они лишены. Жизнь в монастыре – постоянное внутреннее творчество.

– Существует представление, что монахини уходят от мира в монастырь. В вашем монастыре не чувствуется, что вы ушли от мира…

– Есть мир как квинтэссенция страстей. В этом смысле монастырь ушел от мира. Поэтому мы носим черные, как бы погребальные одежды, символизирующие смерть. Но это смерть души для греха. Через это происходит рождение того, что будет соприкасаться с вечностью, что уйдет в вечность. Происходит созидание той личности, которая по духу на той же радиоволне, где Божественная благодать. Но есть общение с миром через художников, ученых, необходимое в эти трудные времена, почти похожие на апостольские, когда ничего не ясно и надо вместе искать пути к спасению.

– У вас стоит чудесный фарфоровый корабль – что он означает?