Дочь лучшего друга - Тиана Тесса

— Наверно, кто-то ошибся квартирой, — пожимаю я плечами в ответ на немой вопрос в глазах Романа.

В его квартиру мы приезжаем ближе к полуночи, я вижу, как он устал. Но даже поход в душ заканчивается тем, от чего я раньше в мыслях краснела. Засыпаем изнеможённые, а я ещё и счастливая. Утром Роману нужно съездить в офис, мы завтракаем в хорошем настроении, иллюзия счастья меня устраивает, но в груди разрастается странное предчувствие. Всё ведь хорошо, что тебе ещё надо, Саша?

Ловлю себя на мысли, что хорошо даже слишком. Мы улыбаемся, смеемся. Я рассказываю ему об институте, о своих увлечениях, планах на жизнь и мечтах. Рома слушает с интересом, задает вопросы. И внутри я парю: ему нужен не только секс, но и я. Иначе к чему все эти вопросы? Так легко и непринужденно сейчас, что выходить из плена этого уюта совершенно не хочется. Но часы показывают одиннадцать утра, Роман говорит, что пора ехать.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

В комнате скидываю рубашку Борцова, чтобы переодеться в свою одежду, и обращаю внимание на зеркало. В нем отражается стоящий позади меня Роман, его взгляд темнеет, и, конечно, мы немного задерживаемся с выходом.

На этот раз Рома жесток, но меня это только заводит. Он словно истязает мое тело, наконец, распробовав, и мне кажется, от его напора вокруг рушатся стены. Мужчина увеличивает ритм, мне кажется, мы уже вечность не можем остановить это безумие, и я кричу от изнеможения, цепляясь за его плечи, с губ срывается его имя. Своё я, действительно, сейчас не помню. Руки Романа путаются в моих волосах, а я ловлю его дыхание, будто это наш последний раз. Не могу надышаться им, и хоть сейчас он весь мой, мне его мало. Мне всегда мало этого мужчины. Я прижимаю его ногами так сильно, что тут же чувствую пульсацию и выгибаюсь, впиваясь ногтями в его спину. Рома кончает вместе со мной, рычит, утыкаясь мне в шею, и по телу проходит волна дрожи. Я никогда не пожалею об этом сумасшествии, я никогда его не забуду.

Выходим из подъезда в обнимку. Я делаю шаг вперед, улыбаясь его словам о том, чтобы не забыла придумать фильм, который только что смотрела на утреннем сеансе «в кино». Кидаю взгляд вперёд, и тут же улыбка с лица сходит. Я покрываюсь липким потом, а рука Борцова на талии становится неимоверно тяжелой.

Перед нами у самого подъезда стоит отец. Его взгляд окутан яростью, я его таким никогда не видела, даже глаза красные. Он тяжело дышит, и мне кажется, я сейчас просто умру. И совсем не от того, что папа взорвется. Несмотря на то, что Рома уверял: он меня не бросит из-за разоблачения, чувствую, что это конец. Даже сердце перестает биться в груди, и сквозь гул в ушах слышу голос Ромы:

— Я уже жду следующий сеанс, такой же эротический, как… — он замолкает и растеряно добавляет: — Мот…



— В машину, живо! — кидает Матвей Саше, но я хватаю её за руку. Держу крепко, потому что вижу: Костров сейчас способен дочь ударить, а я позволить этого не могу, пусть он хоть тысячу раз её отец.

Сашка бросает на меня беспомощный взгляд.

— Я должна идти, так будет лучше, — шепчет тихо, я вижу в её глазах страх, ну чего она так боится, глупая. Пока она со мной, ей бояться нечего.

— Александра, я жду, — буквально рычит Матвей.

Отпускать Сашку не хочу, но она смотрит умоляюще и шепчет одними губами: «Пожалуйста».

Освобождаю её руку. Девушке, действительно, необязательно видеть наши разборки. А они будут. Даю ей ключи от “Лексуса”.

— Иди в мою машину.

Но Сашка не успевает уйти, повелительные интонации в отношении дочери на Мота действуют, как красная тряпка на быка. Тут же чувствую, как он толкает меня в грудь, прижимая к двери подъезда позади, и ухмыляюсь. Друг слабее меня, хотя сейчас им и движет ярость. Не драться же с ним. Это, блядь, ни в какие ворота.

— Папа, не надо, — слышу крик Саши.

— Ты что творишь, ублюдок?! — взрывается, наконец, Мот.

Сейчас на меня смотрит не друг, не Матвей Костров, весёлый парень из прошлого, который лишь скрывается за маской серьезности. Сейчас со мной разговаривает отец, дочь которого соблазнил взрослый мужчина — бабник, из отношений приемлющий только удовольствия на одну ночь. И во взгляде — желание разорвать меня прямо сейчас.

— Она ещё ребенок! Ты, ты… — Матвей весь красный, ноздри раздуваются от злобы, он тяжело дышит и добавляет: — Объясни, какого чёрта!

— Успокойся, Мот. Ей уже есть восемнадцать…

— Она моя дочь! Тебе баб вокруг мало!? — рычит Костров. — Почему она? Почему ты?!

В принципе, понимаю его чувства, я — не самый лучший экземпляр для дочери друга, но к Саше у меня более трепетное отношение, несмотря на то, что под венец я, конечно, её не поведу. Но его интонация просто выводит. Дальше своего носа не видит. Довел дочь до того, что она боится ему признаться, что на свидания ходит.

— Матвей, мы оба знаем, что я сильнее. Отпусти, или мне придется применить силу, — говорю сквозь зубы.

В другой момент я бы, может, не церемонился, но на нас смотрит Саша, и не хотелось бы врезать её отцу у неё на глазах.

— О чём ты думал, когда к моей дочери яйца подкатывал? Не вздумай к ней приближаться!

Ох, как мы заговорили.

— А это не тебе решать.

Я довожу Мота, и он замахивается, но в следующий момент происходит то, что просто не оставляет мне выбора. Сашка цепляется за локоть отца, не давая ему свой удар завершить, и тот её не просто отталкивает, он разворачивается и дает девушке звонкую пощечину.

Испуганная Сашка, её мокрые глаза, красная щека, за которую она держится, и растерянность не дают мне подумать. Да он, блядь, совсем ебнулся.

Замахиваюсь и наношу удар, и теперь между нами завязывается настоящая драка. Я слышу Сашкин визг, кто-то орет «вызовите полицию». Нас кажется, растаскивают, и всё, что я замечаю, как Мот бросает в меня ключи от “Лексуса”, которые вырывает из рук дочери. Тащит её к машине, а меня сзади держат какие-то мужики. Мот уезжает, и только сейчас я чувствую привкус крови на губах. Я, конечно, представлял, что спокойным разговором дело не обойдётся, но такого пиздеца не ожидал.

— Бабу не поделили? — кивает в сторону уехавшей машины один из тех, что меня держал. — Да забудь ты, малолетка какая-то, а вы взрослые мужики, ни одна баба, раздвигающая перед вами ноги, не стоит этого.