Все мужчины ее жизни - Ника Сафронова

– Да что это за гонево! – возмутился Кощей. – Кто это придумал, вообще? Я что, похож на инвалида?

«Так, достаточно! – Я незаметно поднялась. – На инвалида буду похожа я, если немедленно отсюда не исчезну».

– Я вообще нигде не работал и не учился. Только в школе до восьмого класса. В начале девяностых я приехал из Витебска в Москву, потому что мой город для меня морально устарел…

Еще незаметнее я продвинулась к стене и слилась на ее фоне с бордовой обивкой.

– Дальше я стал зарабатывать деньги, исполняя на Арбате хиты тех времен: «Что такое осень» Шевчука, «Гуд бай, Америка» «Наутилуса». А сейчас я зарабатываю своими песнями. Вот хотел исполнить их вам, да администрация клуба не согласилась со мной, что у них тут дерьмовый звук. Пришлось распустить всю команду по домам…

«Ах, так вот в чем дело! Обидели мальчика», – подумала я напоследок, проползая по стене. В следующую секунду я уже скрылась за ширмой, и до моих ушей донеслось:

– Но раз уж вы тут все собрались, я исполню несколько своих песен…

Боже!

Я распахнула потайную дверь и ворвалась в тесную комнатенку, переполошив своим появлением какого-то слащавого юношу, который, спасаясь от безделья, играл в мобильный телефон. Очевидно, это и был Соколовский.

– Слушайте, что там происходит? – отойдя от испуга, спросил он.

– Там? – нервно дунула я на челку. – Там, извиняюсь, полная задница. Вы лучше скажите: как отсюда в гардероб попасть?

– Просто. Выходите, налево и до конца.

А дальше увидите лестницу. Не поблагодарив, я выскочила наружу. Действительно, коридор. Ну-ка, интересно, если повернуть направо, можно снова попасть в зал? Надо срочно выводить отсюда Дорохову. Иначе Даниил с Сорокиным ее на строганину пустят.

Я кинулась по бесконечно уходящей вправо дуге (очевидно, коридор шел вкруговую). Вскоре увидела две двери, расположенные друг напротив друга. Над одной висела табличка «Запасной выход». Другая на первый взгляд показалась мне запертой, но стоило мне надавить ручку до упора, как дверь поддалась. Я очутилась в темном помещении. Звуки из зала стали слышнее. Пройдя немного вперед, я коснулась вытянутой рукой чего-то мягкого. Было похоже на бархатный занавес.

Так и оказалось. Перещупав все складки, я наконец отыскала лазейку. Выскользнула в еще один закуток. И тут обнаружила проем, который соединялся с залом. Аккуратно высунувшись, я стала осматривать столик за столиком.

А на эстраде тем временем разворачивалась целая трагедия. Бледный травяной человечек валялся на освободившемся после меня диване и промокал платком взмокший лоб. Он, конечно, еще тужился сохранять равновесие и, наверное, только поэтому не рванул со сцены вслед за мной. Лера смеялась, уткнувшись в кулак. Кощей, выпрямившись в полный рост, закатывал глаза и орал в микрофон изо всех легких:

Бей, мой колокол, мой колокол, мой колокол-струна,

Собирай честной народ…

Бей, мой колокол!..

Не виновен Сатана,

Что священник в храме врет…

Зрители уже начали терять терпение. Некоторые из них переговаривались в полный голос. Иные и вовсе покидали свои места. Ток-шоу было безнадежно сорвано. И теперь мы с Оксанкой огребем неприятности по полной программе.

Какое счастье, что я ее наконец-то увидела! И какое счастье, что она сидела не с Даниилом, а с нашими лондонскими друзьями. И что Руслану в этот момент приспичило оглядеться по сторонам.

Я привлекла его внимание взмахом руки.

Судя по той готовности, с которой все трое встали из-за стола, они довольно скоро заметили мое исчезновение со сцены и уже меня поджидали.

Не говоря друг другу ни слова, мы тихо удалились проторенной мною дорожкой в темную комнату.

Только здесь Дорохова шепотом пискнула:

– Йо, ребята, кабздец!

– Тихо, Оксанка, слушай мою команду, – быстро сказала я. – Руслан, Арсений, вы где? – Глаза еще не привыкли к темноте, и я слепо пошарила рукой у себя перед носом.

– Здесь, – Арсен тихонько привлек меня поближе к себе, – говори…

– Так, мальчики, мне нужны здесь свои глаза и уши, чтобы знать потом, чем все это закончилось. Побудете?

– Без проблем, конечно.

– На связь выйду сама, поскольку нам с Оксанкой, вероятней всего, придется отключить телефоны. И еще. Руслан, за шмотки, которые ты для него покупал, я тебе все возмещу. Ты мне веришь?

– Вай! – раздосадовался стилист.

– Ну все, – шепнула Оксанка, – тогда мы двинули, пока не перекрыли вокзалы. А вам счастливо оставаться!

Напоследок мы все расцеловались. А потом разбежались в разные стороны.

Пока мы с Оксанкой неслись по коридору, нам не встретилось ни души. Но вот уже в фойе стали попадаться люди. И что было самым неприятным, многие из них меня узнавали. Даже не думая это скрывать, они тут же принимались, посмеиваясь, шушукаться.

В гардеробе было спокойней. Только один – какой-то франт в кожаном светло-рыжем плаще и той же выделки кепи – отирался у стойки и тихо говорил по мобильнику. Пропуская нас, он чуть подвинулся, но при этом не обернулся. Это хорошо. Вдруг какой-нибудь друг Даниила?

Мы с Оксанкой отдали свои номерки и, нервно переминаясь, стали дожидаться, когда нам выдадут нашу одежду. Тут только незнакомец, закончив беседовать, наконец воззрился на нас. Причем совершенно бестактным образом. Мы напряженно смотрели вперед, как Маркс и Энгельс.

– Лариса? – удивленно воскликнул назойливый гражданин и при этом почему-то потянул Оксанку за рукав.

Та было возмущенно дернулась, но тут же перешла к ответному изумлению:

– Алекс?

Теперь уже я заволновалась. Даже с перепуга стала влезать в дороховскую куртку.

Моя несостоявшаяся любовь, мой Лысый, стоял теперь в двух шагах от меня. И я сколько угодно могла разглядывать его лицо вблизи.

А он совсем не такой, как на той фотографии. Темные, серьезные глаза. Густые брови. Красиво очерченный рот. И разве за этими чувственными губами может скрываться такое гнилье?

Он тоже меня рассматривал. Причем с видом спортивного тренера, который как бы примерялся, достанет ли у меня сил, чтобы метнуть ядро до задних трибун. Впрочем, длилось это недолго.

– Э-э, мне, кажется, это не ваше, – сказал Алекс, указывая мне на куртку. – Позвольте я вам помогу?

Пока я, нервно хохотнув, стала разоблачаться, он обернулся к Оксанке:

– Лариса, вы не представите меня своей подруге? – Он придержал мне пальто, и я легко скользнула в рукава.

– Я не Лариса, я Оксана, – враждебно вжикнув молнией, отозвалась Дорохова.

– Ах да, простите. – Вид у Алекса был такой, как будто он чрезвычайно удивлен, что для кого-то это может иметь хоть какое-то значение.