Владыка морей - Эмилио Сальгари

— Пустить ко дну эти пароходы со всем, что на них находится.

— Сандакан! Не забывай, что мы борцы за свободу Малайзии, а не разбойники. А затем, послушай, ведь мы не знаем еще, боевые это суда или торговые. Наконец, мы даже не знаем, под каким флагом они идут.

Не отвечая, Сандакан крикнул:

— Потушить все огни! Свистать всех наверх! Приготовиться к бою!

— По местам, канониры!

Около одиннадцати часов ночи «Властитель океана» был всего лишь на расстоянии четверти мили от пароходов, которые, не подозревая о грозившей им смертельной опасности, медленно, словно лениво, двигались по своему курсу, держась близко друг от друга.

— Это, по-видимому, два военных судна! — сказал Янес. — Вслушайся, Сандакан. Слышишь?

Сандакан прислушался.

С освещенных палуб пароходов доносились смешанные звуки труб, тамбуров, хоровых песен. Казалось, пассажиры судов беззаботно веселились, пользуясь прекрасным вечером и полным спокойствием моря.

— Это английские солдаты, которые возвращаются из Лабуана на родину! — сказал вполголоса Янес. — Ты узнаешь эти песни, Сандакан? Мы уже слышали с тобой их в английском лагере, там, в Индии, во время осады Дели.

— Да, это солдаты, солдаты Англии! — ответил Сандакан, и в голосе его зазвучали металлические ноты плохо скрываемой ярости. — Они смеются, они поют. Они посылают привет своей далекой родине, не подозревая, что над ними уже витает смерть.

— Не говори так, друг! — положил на плечо ему свою руку Янес.

— Почему? Ты разве забыл, Янес, что эти люди выгнали меня с моего острова, что они почти поголовно уничтожили всех, искавших моей защиты, моего покровительства, не щадя никого.

Сандакан выпрямился и стоял, глядя гневно сверкающими глазами на огни кораблей.

— Да, веселитесь! Пойте, пляшите и пейте! Это пир перед смертью. Завтра, когда уйдет ночь и покажется свет, ваш смех застынет на ваших устах. Вы слишком скоро забыли мой народ. Вы забыли тех, на кого напали предательски, кого истребили на мирных берегах моего острова. Но мститель здесь, около вас… И вы не спасетесь. Вы не уйдете от моей карающей руки! — бормотал Сандакан.

«Властитель океана» несколько изменил курс, отстав на одну морскую милю от обоих судов, чтобы чем-нибудь не обнаружить своего присутствия, и потом пошел с потушенными огнями следом за пароходами, подкрадываясь, словно хищный зверь, к намеченной и не подозревающей о его близости жертве.

Сандакан по-прежнему стоял у борта и глядел, не спуская глаз с осужденных на гибель кораблей. Он казался спокойным, но в душе его бушевала буря, и один план страшной мести сменял другой. Кровавый туман, казалось, расстилался вокруг, и реяли несметными толпами бледные призраки тех, кто погиб, воюя с англичанами под знаменем Малайского Тигра.

— Что мне мешает, — сказал вдруг Сандакан, — броситься на них сейчас, во мраке ночи, и потопить их ударами тарана? Разве я не имею права сделать это? Море умеет хранить тайны, которые доверены его пучинам.

— Ты не сделаешь этого. Это было бы бесчеловечно! — сказал тихо подошедший к Сандакану Янес.

— Человечность? Думали ли о том, чтобы не поступать бесчеловечно, англичане? Щадили ли они слабых, беззащитных, безоружных? Прочь эту гуманность, которая обязательна для одного и не обязательна для другого! Вспомни, Янес, где Тигры Мопрачема? Сколько их уцелело в неравных боях против англичан? Тени погибших бойцов взывают ко мне, требуя отомстить. Гуманность? Да! Но если завтра мы встретимся с английской эскадрой, которая будет в десять раз сильнее нас, нам дадут пощаду во имя принципов гуманности?

— Не дадут. Но это будет борьба, хотя бы и неравная. Мы можем защищаться, мы можем оспаривать у врагов победу. И, наконец, мы можем умереть в бою, как воины. А во что превратится твое нападение на эти два судна? Что они, люди, плывущие на этих кораблях, могут противопоставить нашей артиллерии, нашему тарану?

— Вы правы, Янес! — раздался позади споривших чей-то голос. Сандакан быстро обернулся и оказался лицом к лицу с Дармой.

— Пусть они защищаются, Дарма, как могут и умеют! — сказал Сандакан угрюмо.

— Но они беззащитны. Тут несколько сотен молодых людей. Они ни о чем сейчас не думают, кроме того, что плывут на родину, к своим матерям и отцам. Не заставляйте ожидающих их прибытия стариков и старух проливать слезы™ Вы всегда были так великодушны, Сандакан!

— Не заставлять плакать… Но почему же плакали горючими слезами ни в чем не повинные люди, те, которые мирно жили на моем острове? Почему их заставили рыдать, изгоняя с острова? Пусть же плачут матери этих английских солдат! Пусть рыдает хоть вся Англия!

Сандакан повернулся к кормовой броневой рубке, из которой угрожающе смотрели на горизонт два больших орудия, и готовился, по-видимому, уже отдать какое-то приказание, но Дарма схватил его за руку.

— Что вы хотите сделать, — вы, о великодушии которого знает весь мир? — спросила она умоляюще.

— Отдать приказание стрелять. Пусть эти веселые песни сменятся криками предсмертного отчаяния.

— Вы этого не сделаете, Сандакан! — сказала Дарма твердо. Сандакан скрестил руки. Пылающими гневом глазами он глядел на державшую его руку Дарму и на приближавшуюся в этот момент к нему Сураму. Он боролся с собой.

Мало-помалу зловещий огонь, горевший в его глазах, стал смягчаться, потухать.

Мгновение спустя он молча протянул Янесу руку, тряхнул головой и, отойдя от орудия, принялся медленно шагать по палубе.

Всю ночь Сандакан провел на ногах. Едва только забрезжил рассвет, он отдал распоряжение усилить ход крейсера и призвал канониров к орудиям.

Подойдя к судам на близкое расстояние, он поднял свой зловещий флаг и дал холостой выстрел — приказ судам лечь в дрейф. На сигнальном флагштоке запестрели флажки, означавшие требование:

— Сдавайтесь, или я потоплю вас!

Оба транспорта, все вооружение которых состояло из небольшого количества пушек малого калибра, совершенно бессильных против могучих орудий «Властителя океана», видя, что борьба невозможна, немедленно повиновались и опустили гордый английский флаг в знак готовности сдаться. На их палубах господствовало невообразимое смятение. Несколько сотен английских солдат, убежденных в том, что настал час гибели, бегали, обезумев от страха, по палубам пароходов. Около шлюпок шел отчаянный рукопашный бой.

— Даю два часа сроку для очистки судов! — сигнализировал Сандакан.

На флагштоках пароходов одновременно взвились сигналы:

— Покоряемся силе, чтобы предотвратить бесполезное кровопролитие.

В самом деле, суда не замедлили спустить в воду все наличные шлюпки. Их было мало, и каждая шлюпка переполнялась солдатами и матросами до такой степени, что, казалось, грозила затонуть под непомерной тяжестью. Увидев, что некоторые солдаты забирали с собой ружья, Сандакан сигнализировал: