С неба – в бой! - Сергей Зверев

Скарабей как-то сморщился, вылил остатки водки в два стакана, поставил пустую бутылку под стол, опять задымил, прикурив одну сигарету от другой:

– А ты знаешь, где мои деньги, Острый? Нет? Я тебе скажу! Я купил себе отличное оружие, спецтехнику. Без этого в моем ремесле не обойтись. Еще я снимал себе жилище. Я же бомж, Востряков! И еще я пил водку… А остальное я раздавал. Перечислил нашим однополчанам. Ты о них, наверное, и не вспоминал никогда. Помнишь Ивана Беспалого с позывным Тихий? Он ведь натурально подыхал! Спился, связался с какой-то отмороженной бригадой, попал под следствие. И знаешь, Острый, после моего вмешательства его жизнь пошла вверх. Пацан остепенился, купил себе квартиру, устроился на работу охранником. Скажи, разве жизнь какого-то пидора, который всегда думал только о том, чтобы набить себе брюхо, не стоит жизни Тихого? Ты посмотри, сколько развелось вокруг всякой дряни! Хотя бы здесь! Этот Каштан, которого я убрал, этот Антиквар, еще всякие их «быки». Ты скажи мне, разве можно их жизнь сравнить с жизнью наших пацанов, погибающих в Чечне? Только честно ответь! Напрямую!

– Согласен, Скарабей, – Востряков опрокинул стакан водки, закусил остатками шашлыка. – Но ты извини, старина, конечно… Какими бы ты ни прикрывался словами, от правды все равно не уйти. Ты же… все-таки… Все-таки это же убийство. Самое обычное убийство, а не война! На войне ты выполнял приказы. Пусть нелепые, пусть чудовищные, но там присутствовала необходимость действия. А что за необходимость толкает тебя сейчас принимать свои заказы? Ощущение своей ненужности, невостребованности? Зачем тогда ты гордо говоришь о том, что продолжаешь вооруженную борьбу? С кем? Для чего? На месте одного врага вырастет десять, причем в самых неожиданных местах! Это все равно что пытаться уничтожить комаров на сыром болоте, используя в качестве оружия только свои ладони!

На скулах Скарабея напряглись желваки. Он как-то посерел лицом, весь сжался, долго и сосредоточенно давил в пепельнице окурок. Потом поднял глаза и заговорил совсем тихо, едва слышно:

– Ты прав, Острый! Думаешь, я не забиваю свои мозги такими мыслями в долгие бессонные ночи? Разве я не понимаю, что из человека нельзя сделать робота-убийцу? Ты состоялся в этой жизни. Даже Ярок состоялся. Он получил то, что всегда хотел. Сейчас ему просто не повезло. Такие, как он, понимают, зачем живут. А вот я…

Семен вдруг с удивлением увидел, что на глаза железного, вечно флегматичного однополчанина наползают самые настоящие слезы. Лицо Скарабея отяжелело, как-то расползлось, потеряло привычные знакомые очертания.

– А вот я не понимаю, Острый, зачем живу. Ты не знаешь… Я уверен, что ты не знаешь очень многих вещей на свете. Например, ты не знаешь, что такое утро. Обычное утро. Я очень часто, Острый, заставляю себя жить только силой воли. Поднимаю себя за шкирку, веду в ванную, брею, потом на кухне пою чаем, засовываю в глотку хлеб с маслом. Я очень часто совершенно не хочу жить! Понимаешь ты это, Острый?! Ничего ты не понимаешь, поскольку никогда не жил так, как я! А хочешь меня учить! Девушка! – Скарабей махнул рукой, подзывая официантку. – Принесите еще водки. Много водки! Мы будем гулять!

– Сколько? Бутылку, две?

– Две! – Скарабей поднял правую руку, изображая пальцами латинскую букву «V». – Хотя для начала хватит и одной, красавица.

– Одну минуту, – официантка уже не улыбалась; она испуганно наблюдала за тем, как на ее глазах превращался в ничто солидный мужик с боевым шрамом на правой щеке.

– Тебе не нужно сейчас пить, – уверенно констатировал Востряков, собираясь подняться.

– Сиди! – Скарабей резко рубанул в воздухе ладонью. – Ты вот меня укоряешь, Острый, а сам не знаешь ничего! К примеру, что такое пустая ночь? Думаешь, ночь без женщины? Как бы не так! Это ночь, Востряков, когда я не могу пить. Вообще ни грамма. Нет, не потому, что я выпил слишком много. Здесь я как бездонная бочка. Не так давно в одиночку выцедил четыре пузыря и был как стекло. Нет! В пустую ночь я вообще не могу пить. Душа очень сильно болит. Мне тогда вообще ничего не нужно. Я хочу умереть. Но как? Завалить заказ? Броситься под машину? Выстрелить себе в висок? Это же капитуляция! Как ты этого не понимаешь? Я должен бороться. Я же на войне, Острый, на войне!

Востряков чувствовал себя не лучшим образом. Прямо перед ним расплывался, как ком снега в теплой комнате, бескомпромиссный и сильный борец. История о том, как расплавлялась сталь…

Но Скарабей внезапно изменился. Приняв от пугливой официантки бутылку водки, разлил ее по стаканам, опрокинул сто граммов, не чокаясь с Семеном, закурил и неожиданно быстро превратился в того самого человека, который был знаком Вострякову по давно ушедшим временам спецназовского братства.

– Я знаешь что тебе посоветую… Дружеский совет, по старой памяти. Чтобы тебе не ломать голову над этими золотыми горами, могу предложить хороший выход. Прямой, как выстрел из моей «СВД». Тебе не совладать с этим богатством. Поверь мне. У тебя душа его не вместит. Ладно еще тысяч двести или триста, но пять миллионов евро?.. Это уже за гранью разумного. Так вот. Советую тебе вернуться к нашим.

– К нашим? – Востряков непонимающе смотрел на спокойное лицо старого боевого товарища. Казалось, что пару минут назад здесь находился совсем другой человек.

– К нашим. Я недавно узнал, что Ястреб безвылазно сидит сейчас в Чечне. Имеет звание капитана и гоняется за местными бандами. Отвези ему эти три сумки. Там всегда найдется кому помочь. Он тебе подскажет, что дальше делать. Лучше, чем я. А мне пора. Есть тут еще одно дело. Небольшой должок перед самим собой. Нужно сломать одно очень гадостное долото… Я найду тебя в Москве месяца через два. Телефон у тебя прежний?

Скарабей до краев наполнил стаканы. Поднял свой и сказал, внимательно смотря в глаза Вострякову:

– Удачи тебе, Острый! И береги свою красавицу.

Когда они со Скарабеем подъехали к этому сомнительному пристанищу, Аня немного скривила губы – она, конечно, привыкла к другому уровню сервиса. Эти убогие апартаменты были ей явно не к лицу. Ванная и туалет на этаже. Неровный паркетный пол, столик из ДСП, облезлые обои, сломанный телевизор. Две узкие кровати, на которых, наверное, несколько поколений дальнобойщиков усердно совокуплялись с «плечевыми путанами», взятыми в долгий рейс.

– Я понимаю, соображения безопасности, но это все же чересчур, – Аня брезгливо присела на самый краешек кровати.

– Мы здесь долго не задержимся, – Семен принес из ванной воды в стеклянной банке и с удовольствием соскребал лезвием щетину. Он успел затариться в маленьком киоске всеми необходимыми мелочами. Ведь полевой рюкзак с барахлом остался в доме Федора Архиповича.

– Это я тоже понимаю. Но, может, поедем сразу в Москву? Чем дальше от этих мест, тем лучше.

– Завтра поедем. Потерпи один день.

Анна вздохнула и, преодолев брезгливость, проспала до самой ночи. Востряков не стал ее будить по одной простой причине – сам завалился спать, едва добрел до номера после того, как простился со Скарабеем. Усталость, пережитый стресс и выпитая водка сделали свое дело…