Питомец "Ледового рая" - Николай Романов

– Это Тихорьянов тебя мне подсунул, матерь твою за локоток! Можешь не отвечать, я и так догадываюсь. Только профукали они и тебя, и меня, и теперь мы тут, в этом подвальчике, где тебя никогда не найдет никакая служба безопасности, и я теперь могу делать с тобой, что захочу.

– Нет, – сказал, прожевывая, Кирилл. – Пока ваши деньги на моем счету, я в безопасности.

– Догадливый паренек, – делано восхитился Гмыря. – Но ты ведь догадываешься и о том, что существуют различные возможности заставить человека сделать необходимое другому человеку.

– Догадываюсь, – сказал Кирилл, лениво отбрасывая смятый пакет в угол и перенося тяжесть тела на левую руку, а правую ногу подтягивая так, чтобы она сработала, как пружина.

«Только не меняй позу, – мысленно взмолился он. – Пока ноги у тебя хоть чуть-чуть затекли, у меня больше шансов».

– Вот и хорошо, что догадываешься. – Дог не только не поменял позу, он принялся раскачивать ногой, облегчая Кириллу задачу.

Вот придурок без башни!..

Кирилл выбросил вперед правую руку, оттолкнулся ногой-пружиной и кинул тело вперед. Оставалось схватить Дога за пятку, подключить левую руку и опрокинуть эту тушу мордой в пол.

Он понял, что купился на провокацию, слишком поздно. Стул отлетел в сторону, Дог взметнулся вверх, будто его тоже подбросило пружиной, и теперь было самое время получить тяжелым армейским ботинком в челюсть, и избежать этого было невозможно, но Дог не стал наносить удар, он стоял на ногах, пританцовывая, и ждал чего-то, а Кирилл терялся в догадках, не понимая его пассивности, и понял лишь тогда, когда наконец выпрямился. Ему оставалось сделать одно движение, чтобы уйти в сторону, но тут Дог выбросил ногу вперед, и у Кирилла не было никакой возможности ее заблокировать, и тут Кирилл запоздало понял, почему капрал не ударил его в челюсть, потому что через мгновение тяжелый армейский ботинок со всей силы въехал ему в пах.

Внизу живота будто граната взорвалась, боль была такой, что перехватило дыхание, и даже завопить не удалось. Кирилл скрючился, приседая на корточки и зажимая руками то, что сейчас горело огнем, и повалился на бок, ибо ни стоять, ни сидеть, ни лежать он сейчас не мог – мог только БЫТЬ СКРЮЧЕННЫМ и обреченно ожидать повторного удара, и у него не было возможности прикрыть голову, потому что не было в мире такой силы, которая могла бы оторвать сейчас его руки от промежности.

Однако Гмыря бить его больше не стал. Когда Кирилл сумел наконец выдохнуть и вдохнуть, в голове у него колокола били от нехватки кислорода. Капрал поставил стул на прежнее место, сел и с безразличием смотрел на страдания курсанта.

Впрочем, нет, не с безразличием, ибо когда Кирилл сумел сделать второй выдох и вдох, Дог сказал:

– Это тебе, сучонок, за то, что ты трахаешь чужих баб!

Ответа он не ждал, да его и быть не могло – Кирилл едва-едва сумел разогнуть скрюченное тело, подползти к стене и привалиться к ней боком. В паху по-прежнему горело, и это был незатухающий пожар. И только теперь ему стало понятно, что пожар этот всегда, везде и всеми назывался болью. Кроме тех, кто эту боль испытывал…

– Полагаю, тебе сейчас бабу покажи, ты заплачешь. – В голосе капрала звучало злорадство. – Полагаю, в ближайшие несколько дней тебе будет не до баб. Да и потом, когда ты снова полезешь на них, ты всякий раз будешь вспоминать капрала Гмырю. И радоваться, что он не сделал тебя полным импотентом.

Пожар, наконец, начал стихать. В голову снова вернулись мысли.

Первая состояла всего из четырех слов: «Я убью тебя, мразь».

Кирилл повторил ее мысленно, потом прошептал.

– Что ты там бормочешь, матерь твою за локоток!

– Ничего! – простонал Кирилл.

– Вот и хорошо, – сказал Гмыря. И вдруг заорал: – Каблукова!

Распахнулась дверь, в помещение вошла Сандра. На ней была не иссиня-черная форма курсанта Галактического Корпуса, а цвета хаки армейский комбинезон. Когда она увидела Кирилла, глаза ее наполнились ужасом.

– Получай обрезка, – сказал Дог. – Вот он, твой любовничек. Теперь я смогу оставить вас наедине, не опасаясь, что ты доведешь его до состояния, когда он, потеряв голову, бросится на сексуальные подвиги. Хотя ты и способна завести любого, с этим парнем в ближайшие дни у тебя ничего не получится. Во всяком случае до дня нашего отлета он безопасен. – Гмыря встал и сложил стул.

Сандра продолжала с ужасом смотреть на Кирилла.

– Встать сможешь? – спокойно спросил Гмыря.

– Попытаюсь, – простонал Кирилл.

Он осторожно, по стеночке, начал подниматься на ноги.

Сандра бросилась помогать, и едва ее руки коснулись его локтя, как в паху снова начал разгораться пожар.

– Не надо! – взвыл Кирилл, умирая от унижения.

Сандра отшатнулась.

– Не… надо… – прошептал Кирилл. – Я… сам…

Его вывели из «камеры», провели еще дальше по коридору и посадили в лифт. Большую часть пути, он прошел самостоятельно, лишь дважды его кидало на стену. Сандра тут же хватала его за плечо, и он с ужасом ждал пожара внизу живота. Однако действовала Сандра грубо, как жена, прожившая полжизни с пьяницей-мужем, от которого ее уже воротит и прикосновение к которому не вызывает ничего, кроме омерзения и гадливости, и эта грубость действовала на пожар, будто огнетушитель. Дог презрительно смотрел на своего бывшего подчиненного, и Кирилл снова и снова мучился от унижения. Никогда еще его не выставляли в таком виде перед метелкой.

Эти гады, капралы, надо отдать им должное, умеют мстить. Нам, щенкам, еще учиться и учиться…

Лифт поднял их на нужный этаж отнюдь не мгновенно, из чего Кирилл сделал вывод, что находится в высотном здании. Впрочем, джампер приземлялся как раз возле такого. Удивительно, эта посадка уже забылась, как будто происходила много месяцев назад…

Вышли из лифта, двинулись по коридору, потом по другому, третьему. Гмыря шел первым, Кирилл следом, а Сандра с трибэшником в руках замыкала процессию.

Странное учреждение располагалось в этом здании – в коридорах они не встретили ни одного человека. Впрочем, вполне возможно, что коридоры, по которым шагала троица, попросту очищались от служащих. Известное дело, иногда для собственной безопасности лучше не видеть кого-либо или что-либо…

По-видимому, обитателям этого небоскреба не видеть Кирилла было безопаснее.

Коридоры были без окон, и надежда узнать городской район по окружающему здание пейзажу оказалась несбыточной. Правда, рано или поздно коридоры должны закончиться кабинетом, а кабинетов без окон, как правило, не бывает. Эта мысль грела Кириллу душу так, словно увидеть соседние здания стало главным делом его жизни.

И, когда пленника, наконец, ввели в какую-то дверь, он первым делом посмотрел по сторонам.