Женское здоровье: между нами девочками - Екатерина Макарова

Конечно, самое логичное толкование эпизода — это раскрытие всего женского предназначения, родовой муки, страданий материнства, к которому каждая девочка должна готовиться с малых лет. Ведь женская судьба — не только терпеть родовую боль. Дети рождались в муках, которые вскоре искупались бы радостями материнства.

Но женщины рожали в среднем по десять-двенадцать детей, из которых выживали двое-трое. Женщины в страданиях и муках рожали, тяжело трудились над бытом семьи, выхаживали младенцев и вскоре их хоронили. Вот где настоящие боль и страдание, противоречие и непереносимая мука.

Но родовые страдания так не подходили для маленькой княжны, рожденной для балов и гостиных! И Толстой описывает ее кончину как поучительную историю для всех барышень, которые заботятся только о развлечениях плоти и не желают укреплять дух. А ведь судьба Лизы Болконской служит отражением судьбы всех женщин своего времени: короткий женский век, родовая мука и смерть во цвете лет. Каждая десятая женщина повторяла ее участь, и только в уютной гостиной княжеского дома смерть юной, очаровательной женщины казалась нонсенсом. А для всего населения такая развязка была нормой жизни.

Что изменилось с тех пор? Кроме сухих цифр статистики — ничего! Ведь для женщины в родах исход неизвестен. Все, что ее волнует здесь и сейчас, — это боль, с которой она не в силах совладать и которую должна вынести. Болевой порог и сила терпения у разных женщин разнятся. Для кого-то родовая мука — это тягостные схватки, а для кого-то — настоящая пытка. Сто лет назад смертельный исход родов был вполне обычным делом, а для многих страдалиц — вероятно, еще и желанным исходом. Смерть прекращала боль, вынести которую было выше человеческих сил.

Сейчас роды — это по-прежнему страшно, больно, неизвестно, и надлежит выстрадать вне зависимости от того, жизнь ждет после родов или смерть. Роды — это неотвратимая участь, и ничего с этим поделать нельзя. Но, безусловно, тысячекратное увеличение числа выживших женщин обусловлено достижениями современной медицины. Теперь стало возможно контролировать такие опасные для жизни матери и плода состояния, как эклампсия, отслойка плаценты и кровотечение, неправильное положение плода.

Что предложил женщинам XXI век, так это расширение показаний к кесареву сечению (в том числе и за счет коммерческого решения) и безопасное обезболивание (я имею в виду эпидуральную анестезию).

Партнерские роды

Испокон веков роды — это таинственный процесс перехода женщины из одного состояния в другое. Наши языческие предки воспринимали кровь и боль, которые сопровождают зарождение новой жизни, как естественных спутников мистического перехода. Все родовспоможение сводилось к ритуальному ускорению родовой деятельности и «отворению» врат — например, удалению всех запоров на дверях, сундуках, шкатулках, чтобы помочь раскрытию шейки матки. В эпоху христианства сюда прибавилась молитва Богу. В XIX веке в акушерство вошло некоторое понятие об асептике и антисептике и… все.

Итак, во все времена события и явления, неподвластные воле человека, неподконтрольные человеческому сознанию и деятельности, вызывали благоговейный трепет и необъяснимый страх. Поэтому ритуал родов был связан с половым разделением. В тех культурах, где хозяйство делилось на мужское и женское, роды происходили на женской половине. Там, где этого не было, женщина рожала на супружеской кровати, к которой допускались только акушерка и ее помощницы. На Руси чаще всего роды проходили в бане, так как это было самое чистое место.

Доступ к телу роженицы был ограничен. Зеваки, сочувствующие, жаждущие зрелищ, зрители и прочие непричастные к родовой деятельности лица не допускались к комнате, где совершалось действо. Да и что это за блажь! Ни родить за женщину, ни помочь ей родственники не могут. А зачем тогда им присутствовать?

Задача роженицы — родить здорового ребенка и, по возможности, сохранить свое здоровье. Эмоциональная близость с отцом ребенка, сочувственные рукопожатия и попытка «разделить свои чувства» в эти задачи не входят. Идея о том, что отец тоже имеет право видеть, как рождается его ребенок, не выдерживает критики. Все роды проходят одинаково. Включи научно-популярное видео и посмотри. А путаться под ногами в родильном зале, где все направлено на обеспечение родовой деятельности и нет ничего лишнего, отвлекать внимание медицинского персонала на свои обмороки и сердечные приступы — это не нужно и, безусловно, для роженицы вредно.

Есть и еще множество препятствий.

Например, «чувства» и «переживания» женщины. Слащавые сайты, где в гламурных тонах описаны счастливые пары, которые встретили своего малыша вместе и не разлучались даже в родах, конечно, используют гениальный рекламный ход.

Как же на самом деле происходят роды? И нужен ли в этом процессе папа, он же — мужчина, муж этой женщины, с которым она собирается коротать свои дни до глубокой старости?

Приведу ряд некрасивых иллюстраций.

Начинаются роды с клизмы. Да-да, той самой ведерной клизмы, когда женщине в кишечник вводится довольно большое количество охлажденной воды для полного промывания. Для чего это делается? Ну, во-первых, сокращение кишечника ускоряет родовую деятельность. Во-вторых, в потужной период, когда женщина будет тужиться и непроизвольно извергать из себя все, что может быть выделено, клизма предотвращает выделение каловых масс из кишечника. Явление не очень эстетичное, а в родзале, где чистоте и стерильности уделяют особое внимание, еще и вредное, ведь каловые массы примерно на две трети состоят из разного рода кишечных бактерий и при неблагоприятных обстоятельствах могут вызвать инфекционные осложнения. И наконец, родовой процесс в любой момент может потребовать наркоза и развертывания операционной. Наркоз сопровождается полным расслаблением всех сфинктеров организма и, соответственно, непроизвольным актом мочеиспускания и дефекации.

Вот поэтому и назначается клизма. Помимо того, что клизма вызывает негативные эмоции, так сказать, подклизменного, это еще и неприятный с физической точки зрения акт. Ведь сначала в роженицу заливают несколько литров холодной жидкости, которую она чувствует как некую чужеродную массу внутри живота. Анальный сфинктер еле сдерживает коктейль холодной жижи и содержимого кишечника, предательская струйка мерзкой жидкости ощущается на внутренней поверхности бедра, и… схватка! Женщина не знает, как справиться с этими ощущениями — то ли сфинктер контролировать, то ли схватку продыхивать. Это и больно, и неприятно, а акушерка равнодушно говорит: «Теперь идите в палату, опорожните кишечник, помойтесь и переоденьтесь вот в эту одежду». И она, превозмогая боль и сильнейший позыв опорожниться, сжимая между ног пеленку (остатки околоплодных вод продолжают вытекать), семенящими шажками бежит в палату. Ну, скажите, зачем здесь муж? Чтобы она стеснялась своих реакций, мучительно переживала и всю жизнь потом думала, видел он эту струйку или нет? А даже если он не присутствует при самом процессе, он все равно же знает, что с ней сейчас делают. Не очень приятно знать, что в его сознании соединились такие святыни, как жена и рождение долгожданного ребенка — и клизма.