Крысиный король - Чайна Мьевилль

И снова понеслась вдоль берега по направлению к медицинской школе.

Рядом блестела Темза, медленно и самодовольно просачиваясь через город. На противоположном берегу виднелся Вестминстерский дворец, нелепое сооружение, в котором сосредоточилась вся власть Лондона. Его огни, отражаясь, дрожали на поверхности воды.

Крыса остановилась.

Впереди неясно вырисовывались очертания моста Ламбет, он нависал над Темзой, грязная вода реки под ним казалась еще темнее.

Рядом с ним на воде покачивалось что-то мрачное и расплывчатое. Старая баржа, одна из многочисленных плавучих громадин, брошенных и забытых посреди реки. Волны мягко поднимали и опускали ее, шлепая по скользким бортам, как непослушного ребенка. Покрытая, будто саваном, огромным брезентовым полотнищем, вся в белых чешуйках, прилипших к черной древесине, она напоминала гниющий труп.

Крыса нервно приблизилась и замерла в нерешительности.

Она навострила уши. Были слышны какие-то звуки, тихие и зловещие. Звуки доносились из-под тяжелого полотнища.

Баржа покачивалась на месте. Она понемногу разлагалась в воде. Но сейчас, пока еще дерево совсем не развалилось и не растворилось в Темзе, кто-то посмел нарушить его покой и осквернить своим присутствием его медленное умирание.

Баржа была связана с берегом двумя ветхими веревками. Одна, изящно изгибаясь, уходила под воду, а другая была натянута довольно туго. Крыса неуверенно ступила на швартов. Быстро побежала над водой, словно канатоходец.

Приблизившись к барже, она помедлила. Сигнал опасности распространился по крохотному мозгу, она уже готова была отказаться от своего намерения и повернуть обратно, но не смогла развернуться на тонкой веревке. Пришлось следовать порыву минутной храбрости и дальше.

Веревка с множеством огромных тяжелых узлов напоминала ожерелье, крыса перебегала от одного узла к другому. Не имея возможности повернуть назад и страшась воды, крыса проявляла немалую цепкость. Она упорно преодолевала препятствия, пока до баржи не осталось всего несколько футов.

Бесшумно крадучись, крыса ползла вперед. Звуки теперь были прекрасно слышны: низкие, глухие удары, тонкие жалобные завывания, скрип дерева и шаги.

Наконец крыса легко ступила на борт.

Она стала пробираться вдоль борта, надеясь найти какую-нибудь дыру в брезенте. В дереве под лапками ощущались вибрации, вызванные совсем не плеском воды.

Крадучись по краю, крыса нашла место, где в полотнище остались заломы, и смогла заползти в трубу, образованную складками тяжелого брезента.

Она ползла по этому лабиринту, пока не услышала тихое бормотание. Стало понятно, что лабиринт заканчивается, ткань впереди начала раскрываться.

Шумно задергавшись, крыса ринулась вперед, вглядываясь в темноту.

Стоял невыносимый смрад — смесь запахов гниения, пищи, человеческого тела и старого-старого дегтя. Брезент над баржей был натянут на раму в виде тента, свободно ниспадая по краям. На раме висел фонарь, источая слабый свет. Он был направлен прямо вниз, остальное пространство тонуло во мраке, выныривая из темноты лишь мельком, когда баржу покачивало, и фонарь тоже раскачивался из стороны в сторону.

Крошечное пространство наполняли слабые, очень тихие звуки баса.

В одном углу на полу лежал человек. Вид у него был нездоровый, он двигал руками и ногами, будто в танце, и лихорадочно мотал головой туда-сюда.

Рядом с ним стояла девушка, повернувшись лицом в другую сторону. Глаза ее были закрыты. Кивая, она делала руками перед собой непонятные, но очень точные пассы, ее пальцы взлетали, аккуратно выписывая замысловатые движения.

Одежда их была грязной. Лица — изможденными и бледными.

Крыса быстро оглядела обоих. Описания Сола смешались у нее в голове, но она знала, что эти двое были чем-то важным, она знала: надо сообщить Солу о своем открытии. Крыса развернулась, чтобы бежать.

Чья-то нога громко топнула об пол перед ней, перекрыв дорогу в брезентовый лабиринт.

Крыса в ужасе бросилась прочь.

Обезумев от страха, она носилась по замкнутому пространству, слепо натыкаясь то на ноги стоящей девушки, то на руки лежащего юноши, исступленно царапая когтями брезент.

Вдруг она услышала тихое посвистывание, живую маршевую мелодию, и остановилась, трепетно и изумленно прислушиваясь. Потом звуки стали возбуждающими, влекущими, она услышала, как на пол падает сочная, жирная еда; крыса развернулась и решительно засеменила к источнику чудесных звуков, страстно желая поскорее найти все это великолепие.

Потом свист прекратился.

Крыса уставилась в глаза человека. Ее быстро схватили. Она неистово билась и до крови кусала сжимавшие ее пальцы, но те не разгибались.

Глаза, не отрываясь, смотрели на нее с безумным напряжением. Крыса в ужасе пронзительно завизжала.

Движение было резким и быстрым.

Дудочник снова и снова бил крысу головой о деревянный пол, пока ее голова не расплющилась, превратившись в дряблый, бесформенный отросток.

Он поднес трупик к лицу и скривился.

Затем потянулся к маленькому магнитофону на полу и убавил звук. «Город ветра» еще можно было расслышать, но теперь он больше угадывался подсознательно.

Фабиан и Наташа одновременно повернулись, глядя на него в замешательстве и недоумении.

— Все хорошо, все хорошо, — сказал он успокаивающе. — Вы будете слушать, только очень близко. Мне придется сделать немного потише. Мы привлекаем внимание. А нам ведь это пока ни к чему, правда? — Он улыбнулся. — Прибережем это для клуба, хорошо?

Он ногой подвинул магнитофон поближе. На полу повсюду валялись использованные батарейки, тревожно катаясь от качки.

Наташа и Фабиан успокоились.

Фабиан откинулся назад и начал писать свою картину.

Наташа продолжала играть «Город ветра». Пусть и немного напрягая слух, оба слышали то, что хотели услышать.

Дудочник осторожно приподнял край брезента. Внимательно вгляделся в темноту вокруг судна бесцветными глазами.

На набережной Альберта никого не было. Пит посмотрел на огни Парламентского дворца.

Потом замахнулся и бросил крысиное тельце в Темзу.

От него пошли круги, на воде появилось еще одно темное грязное пятно среди множества других. Маленький трупик медленно сносило течением, увлекая к Вестминстеру, на восток.

Настала ночь джангла.

Воздух накалялся. Возбужденная молодежь, одетая по последней моде, стекалась в Элефант-энд-Касл.

Низкие облака, красноватые в свете уличных фонарей, огромными клубами мчались по небу. Казалось, Лондон полыхал огнем.