Последний идол - Александр Звягинцев

Надо было что-то делать. А у Элен тогда не было ни копейки. У самого Керенского тоже. Госпожа Симпсон звонила сыновьям Александра Федоровича в Лондон, но те никакой помощи отцу не обещали.

Как всегда, Керенского выручила одна знакомая дама. В его жизни добрые дела для него всегда делали преимущественно женщины. Мужчинам он нравился меньше. На этот раз знакомых дам было сразу две: княжна Илинская и ее кузина Флора Соломон, жившие в Англии. Через длинную цепочку знакомых они нашли клинику в Лондоне, начальница которой согласилась положить туда Керенского и предоставить ему уход.

Клиника была муниципальной, для самых бедных, то есть практически бесплатной. Клиника имела лишь один недостаток: она была абортной. В ней делались аборты женщинам с улицы, которым нечем было платить за операцию. Гораздо позже Елена Петровна узнает: когда лондонские поклонницы Керенского обсуждали это обстоятельство, одна из них сказала: «Ну и что? Он всегда любил женщин. Он будет себя чувствовать здесь в своей тарелке. Да он и не протянет долго. Во всяком случае, это гораздо лучше, чем умереть под забором».

Сыновья восприняли эту весть без восторга, но спокойно. Было условлено: ни одна живая душа, кроме самого необходимого узкого круга лиц, не должна знать ни адреса клиники, ни телефона. Так Александр Федорович Керенский, бывший министр-председатель Временного правительства России, был положен умирать в муниципальной абортной клинике одного из районов Лондона.

Госпоже Симпсон передали (а она передала Элен) тогда только одно: Керенского удалось с большим трудом устроить в клинику, где ему обеспечен хороший уход. Но администрация клиники поставила условие: полная секретность, иначе его «выбросят оттуда немедленно».

Перелет в Лондон сказался на самочувствии Керенского плохо. Он впал в бессознательное состояние. Очнулся уже в клинике. Встать не мог. Ему не говорили, в какое заведение он попал. Но постепенно он сам начал догадываться. В его палату заглядывали пациентки с изможденными лицами, сновали санитарки в грязных халатах с окровавленными тряпками и бинтами в руках. Ни одного мужчины. Однажды он спросил у медсестры: что это за клиника? Та ответила. Он пришел в ужас. Состояние его стало резко ухудшаться. Начальница клиники сообщила своим знакомым, которые по просьбе Илинской устраивали Керенского к ней, что ему все хуже, он постоянно без сознания, а в редкие минуты, когда приходит в себя, просит чтобы вызвали Элен, так как жить ему осталось недолго. Об этом известили Елену Петровну.

На следующий день Элен прилетела в Лондон. Только войдя в клинику, поняла, куда попал Керенский. Он лежал худой, обросший бородой, очень бледный. Она подошла к кровати и назвала его по имени. Он сразу узнал ее голос, встрепенулся, открыл незрячие глаза. Она взяла его руку, погладила. Керенский несколько раз шепотом повторил ее имя и снова впал в забытье. Элен просидела рядом с ним несколько часов, не отнимая руки, пока он снова не пришел в себя. Не открывая глаз, он назвал ее имя.

В те дни в Лондоне стояла хорошая погода, и когда Александру Федоровичу стало немного лучше, он несколько дней с утра до вечера спал в кресле во дворе. Только ночевал в палате. Постепенно начал приходить в себя. Элен побрила его, и он снова стал похож на прежнего Керенского. Александр Федорович очень переживал, что земную юдоль ему приходится заканчивать в этом убогом и малопристижном лечебном заведении. «Ты только представь, в энциклопедии будет написано, что бывший премьер России умер в абортной клинике…» — говорил он Елене Петровне.

Правда, он не упоминал о той легенде, которую приклеили к нему, о побеге из Зимнего в женском платье. Но Элен знала, что Керенский со страхом думает, как к этой легенде добавят еще и смерть в абортной клинике. Однажды он спросил: «А где мой перстень? Тот, старинный?»

Перстень находился в камере хранения.

— Принеси мне его, я хочу надеть.

И в ответ на встревоженный взгляд Элен успокоил: «Не бойся, я ничего не хочу с собой сделать. Просто я привык к нему».

Начальница клиники была поражена и обрадована: русский господин ожил! Пошел на поправку! Она была уверена, что он умрет в ее больнице, а смерть мужчины, тем более бывшего премьера России, в абортной клинике могла принести неприятности. Элен и Керенский решили: пока не поздно, пока он чувствует себя немного лучше, надо отсюда уезжать.

Но куда? На какие деньги? «Ну, неужели в Англии нельзя найти благородного лорда с поместьем, в котором он дал бы возможность спокойно и достойно мне умереть?» — однажды сказал Керенский.

И Элен взялась за это нелегкое дело.

После многих телефонных переговоров, встреч, просьб нашелся один лорд с поместьем. Его заинтересовала фамилия Керенского. Лорд, может, и происходил из старинного рода, но, судя по всему, не блистал ни умом, ни тактом. Александр Федорович возненавидел его в первую же минуту. Беседа кончилась скандально. Выяснилось, что лорд все напутал. Хотя у него и были собственный замок, герб и впечатляющее генеалогическое древо, но не было денег! И Керенский заинтересовал лорда только потому, что он предполагал поправить свои финансовые дела, сдав замок в аренду бывшему премьеру России. Керенский был в гневе.

Так закончилась попытка Керенского достойно умереть в английском родовом поместье. А Элен снова принялась искать выход из положения. И вспомнила об архиве Керенского. Когда она сказала ему об этом, он только махнул рукой: кому нужны его нынешние архивы? Что в них осталось после того, как большую их часть похитили в тридцатых годах агенты НКВД, а меньшую пришлось бросить, когда он бежал от немцев из Франции в США… Но она убедила его попробовать. И это ей удалось. Архив купил один американский университет.

Получив деньги, они переехали в Нью-Йорк.

Деньги уходили быстро: квартира, постоянная сиделка, лекарства — все это стоило дорого. Но однажды все переменилось. Керенский неожиданно упал в квартире. Его отвезли в госпиталь. Оказалось, он сломал шейку бедра. Попав в больничную палату, он сразу сник — видимо, вспомнил свое пребывание в лондонской клинике и уже на другой день, когда к нему пришла Элен, сказал ей: «Я устал. Я хочу умереть. Мое существование абсурдно». Элен пыталась успокоить его, говорила, что он поправится. «Чтобы поправиться, придется истратить все наши деньги. Но впереди новые болезни. И куда я попаду? Снова в абортную клинику?!»

Элен не верила, что он действительно хочет уйти из жизни. Но мысль о самоубийстве Керенского не оставляла, становилась все навязчивей.

…Однажды Елена Петровна ушла из госпиталя позже обычного. Весь день она провела с Александром Федоровичем, но он почти все время был без сознания. Прощаясь, Элен поцеловала его в лоб, и Керенский вдруг очнулся и произнес громко и явственно: «Я ухожу… ухожу… иди…» Это были последние слова, которые она слышала от него. 11 июня 1970 года в пять утра его осмотрела дежурная сестра. Он дышал ровно. Еще через полтора часа, в 6.30, к нему пришли, чтобы сделать укол. Но он уже был мертв.

Александр Федорович не был религиозным человеком. Однако хотел быть похороненным на православном кладбище и несколько раз говорил об этом Элен. Она обратилась в Анастасьевскую церковь, неподалеку от которой Керенский много лет прожил в доме госпожи Симпсон и которую иногда посещал. Но прихожанами там, в основном, были монархисты, и Элен ответили отказом: нет, господина Керенского им у себя отпевать не хотелось бы. После смерти отца прилетел Олег. Но он тоже ничего не смог сделать с похоронами в Нью-Йорке. В конце концов, Александр Федорович Керенский совершил свой последний путь снова в Лондон. Его погребли там, на кладбище, где хоронят людей неопределенной веры…