Секретные поручения - Данил Корецкий

— Куда?..

— О Господи. Кофе пить. Черный кофе с сахаром. Можно и с коньяком, как решишь.

Денис хотел отказаться, дел было действительно выше головы. Но Холмс охотно согласился.

— Да, конечно, — Холмс вскочил, сунул бумаги в стол. — Чур, я угощаю.

— Еще бы, — сказала Таня.

* * *

Бармена в «Космосе» звали Проша, он был невысокий, в очках, с грушеподобной головой. Знайка из мультфильма. Кофе сварил вкусный, густой, с пышной белой пенкой — и еще сказал «пожалуйста». Он знал, кто такая Таня Лопатко, и держался очень почтительно. Денису тоже досталась доля уважения.

— А иногда, когда чувствую, что мозги совсем не варят, я смотрю американские полицейские боевики, — продолжала Таня, отпив из чашки и размахивая новой незажженной сигаретой. — Это стимуляция. Там все тупо и плоско, сплошное вранье.

Но за что уважаю американцев — уж если это фильм категории "А", то как минимум хорошие актеры, Сигал там, Кейдж… Тебе нравится Сигал?

— Нет, — сказал Денис. Он поджег ей сигарету и прикурил сам. Солнечные квадраты накрывали пустые столики с пластиковыми стаканчиками, украшенными пыльными искусственными цветами. Здесь безлюдно, как в настоящем космосе. Только жарко.

— …Он законченный жлоб, — неожиданно согласилась Таня. — Все они жлобы и играют законченных жлобов. Но когда начинаешь про себя их всех допрашивать — мысль бегает, оживляется… Что бы он ответил на этот вопрос? А на этот?

Понимаешь, о чем я?

— Понимаю.

Единственное, что понял Денис, это то, что Таня Лопатко «с тараканами».

Интересно, на какой почве?

— Курбатов тоже жлоб, — мысль собеседницы сделала причудливый зигзаг. — В нем есть какая-то загадочность, но это чисто внешнее. Общаться с ним неинтересно.

— Почему? — как можно наивнее спросил Денис. — Александр Петрович здорово расколол одного убийцу. И меня позвал поучиться.

Люди больше всего любят учить других и развенчивать их заблуждения. Если пользоваться этим, можно получать много интересной информации. Так учил Мамонт.

— Потому что он просто молча жрет тебя. Молча. Ты стоишь перед ним, говоришь, говоришь, распинаешься — а он молчит и жрет. Потом весь день чувствуешь себя как обкусанное яблоко.

— Мне он показался интересным, — сказал Денис. — Не хочешь еще кофе?..

— Да ты с ним мало общался, — хмыкнула Таня. Про кофе она, кажется, не расслышала. — А я общалась. Редкостный жлоб. Пару лет назад для нашей конторы выделили квартиру. Однокомнатную. Кравченко до потолка прыгал от радости, он в техникумовской общаге ютится, на керогазе яичницу готовит. И Тихон в общаге, хоть у него жена. А Курбатов холостой, у него три комнаты с лоджией на проспекте Маркса.

Таня повысила голос, и бармен несколько раз посмотрел в их сторону.

— И вдруг оказывается, что он — первый на очереди! В его адресе, оказывается, куча людей прописана! Ну не гад? Я была предместкома, пыталась поговорить с ним: войдите в положение, елки-палки, Александр Петрович, ребятам трудно, Кравченко вон жениться никак не может, Крус ребенка боится родить… Даже на крик перешла в конце концов — а он слушал меня внимательно, молча. Как врач-психиатр. И квартиру себе заграбастал-таки. То ли продавать будет, то ли на одну менять… А у меня потом с работой полный облом был, черная полоса, голова совершенно не варила. В этом смысле Сигал куда лучше Курбатова.

«Это точно, — подумал Денис. — Вряд ли Сигал знает, что такое квартучет».

— Так Кравченко до сих пор в общежитии? — спросил Денис.

— До сих пор. А жена Круса два раза аборт делала, он ее силком в абортарий тащил, потому что в общаге с ребенком делать нечего. Жена у него полячка, католичка из Слонима, она простить ему этого не может, грызет и грызет без конца.

Денис извинился, отошел к стойке. Вернулся с двумя рюмками израильской дынной водки. Очень душистой.

— Не пробовала такого для стимуляции мозгов?

— Она теплая, — сказала Таня.

— Из холодильника.

Таня коснулась пальцами рюмки. На запотевшем стекле остались тонкие отпечатки.

— Ладно, давай… Только осторожно. Курбатов услышит запах, Степанцову настучит.

Они друзья, отдыхать вместе ездят… Только не пойму, откуда такая дружба… За твои успехи!

Отставив мизинчик, она залпом опрокинула рюмку. Потом скосила глаза на бармена Прошу и повернулась к нему спиной.

— У меня такое впечатление, что стучит он не только прокурору.

— Кто?

— Курбатов. Да и этот тоже…

Она показала через плечо.

— Кому же они стучат? — удивился Денис.

— Куда все, — скривила губы Таня. — Есть такая организация, на три буквы…

Терпеть их не могу. Жлобье.

Денис почувствовал, что вспотел. Взял рюмку — она и в самом деле была холодна как лед — и тоже опрокинул в себя.

— Мой обвиняемый вены вскрыл, слышала?

— Слышала. Возьми еще этой гадости.

— Сейчас возьму, — Денис наклонился к ней вплотную. — Только мне кажется, там дело нечисто. Хочу раскрутить это дело. Уже послал запрос в изолятор. Чтобы прислали ко мне дежурного, корпусного, надзирателя, выводных. Короче, всю смену.

Допрошу каждого, картинка и прояснится…

— Брось… Вскрылся и вскрылся, тебе же проблем меньше. А ты новые создаешь.

Зачем? Сел за машинку и настукал постановление: в связи со смертью обвиняемого уголовное дело прекратить. И все! Возьми лучше коньяку, он покрепче…

Напарника Курлова зовут Паша, прозвище — Дрын. Наверное, от английского drink — «пить». Хотя вряд ли — кто тут знает английский… Паша сам огромный, а голова у него маленькая. Он помешан на «Командирских» часах — никелированные кнопки, подсветка, будильники и картинки на циферблате; таких часов у него, наверное, дюжина, он носит их по очереди. Второй его пунктик: поросячий сок. Три раза в неделю, когда они загружаются на мясокомбинате, кто-нибудь из рабочих выносит Паше пол-литровую кружку со свежей свиной кровью. На краях кружки кровь успевает свернуться, Паша вытирает сгустки пальцем. И пьет. Ему нравится. Потом у Паши всю дорогу отрыжка, и запах такой, будто кто-то пернул из могилы.

— И не надоело тебе вонять? — говорит ему Сергей, когда они трясутся потом в фургоне среди твердых мерзлых глыб мяса.

— Чего? — не понимал Паша.

— Водку лучше пей.

— Не люблю водку.

— А с бабами целуешься?

— Больно надо их целовать, бабам другое нравится, — рассуждал Паша. — А рот человеку дан, чтобы есть. А не целоваться.

Паша интересный человек, у него все построено на контрастах. Большое тело — и маленькая голова, толстый мясистый рот — и маленький нос, задранный кверху так, что ноздри смотрят прямо на собеседника. Если бы Паша Дрын и захотел поцеловать какую-нибудь девушку, вряд ли бы это ей очень понравилось.