Внутренний порок - Томас Пинчон

— Ну, в УКЛА, как выяснилось, в Павильоне Поли.

— Шутите, эгей, в последнем сезоне те парни были просто невероятные, нет? Мне точно будет не хватать Карима и Люциуса…

Нет, вообще-то не на баскетболе. В Павильоне Поли время от времени также играя Филармонический оркестр Лос-Анджелеса — у них там был межкультурный абонемент с гостями вроде Фрэнка Заппы, и, случалось, в последний момент открывалась вакансия для местного исполнителя на деревянных духовых. Как-то раз Триллиум пришла на репетицию с английским рожком и глубоким скепсисом насчёт текущего репертуара — чьей-то «Симфонической поэмы для сёрф-группы и оркестра» с участием «Досок». И ещё случись такому, что Шайб работал охранником группы. Они с Триллиум встретились в одной из раздевалок в глубине, где на перерывах постоянно бегали туда-сюда люди — раскуриться или воткнуть марафет. Триллиум нагнулась над раковиной, смотрелась в компактное зеркальце, почувствовала кого-то сзади и близко — слегка искажённое в наборе дорожек кокса, за ней высилось лицо Шайба. Он пялился на её зад с какой-то угрюмой обречённостью. Не успела Триллиум сообразить, что происходит, как оказалась на заднем сиденье угнанного «бонневилля» 62-го года, стоявшего в тупичке у самого Заката, и с ней обходились, как принято в Калифорнийском управлении исправительных учреждений.

— Девки говорят, что им так не нравится, — объяснил Шайб впоследствии, когда ей выпала минутка передохнуть, — а потом и опомниться не успеешь, они добавки просят. Я-то к такому просто привык.

— Ты извиняешься, что ли?

— Не думаю.

Хотя насчёт добавки он был прав. Триллиум поймала себя на том, что носит колбаски монет для телефонов-автоматов, ибо никогда не знала, в какой неподходящий миг дня её скрутит тягой — между выездами с трассы во множестве миль от его жилья в Западном Голливуде, в отделе свежей продукции «Безопасного способа», по ходу какой-нибудь фуги для деревянных духовых её вдруг всю могла окутать эта унизительная течка, и не оставалось больше ни о чём думать, только звонить ему. Он не всегда снимал трубку. Раз или два она совсем сходила с ума и сидела в машине возле его дома, ждала — часами, вообще-то ночь напролёт, пока он не выйдет, а тогда уже, страшась его злости, коя была непредсказуема как по времени, так и по силе своей опасности, не желая встречаться с ним лично, ехала следом туда, где бы он ни работал. И ждала. И засыпала. И её будила полиция, и говорила: «Проезжайте, нечего тут стоять».

— И вот я говорю: «Шайб, всё в порядке, я не стану буйствовать, ты мне просто скажи, кто она», — а Шайб захохотал, но говорить не стал. Но примерно тогда же я узнала про Эйнара, однажды выхожу с репетиции в Аудитории «Храм», мне эта си-бемоль покоя не даёт, а там Эйнар стоит с гавайскими орхидеями, и лицо всё такое умильное, а ведь только через месяц признался, что карманником пробирался в толпе на балу дебютанток в «После» и тырил букетики прямо с лифов вечерних платьев…

Что служило продолжением длинной истории, чьё начало Док забыл — или прослушал.

— Не знаю сама, зачем вам всё это рассказываю.

Док этого тоже не знал, хотя пожалел, что у него не предусмотрена небольшая прибавка к гонорару за отягчающие обстоятельства — когда кто-нибудь разбалтывает больше, чем намеревались, а потом говорит, что сам не знает, зачем. Сортилеж, которой нравилось отыскивать новые применения понятию «Сверх», считала, что в этом проявляется благодать, и Доку следует её просто принимать, поскольку в любой миг она уйдёт так же легко, как и пришла.

По словам Триллиум, Шайб познакомился с Эйнаром в мастерской номерных знаков Фолсома. На повестку дня секс встал немедленно, и вскоре мальчики завоевали известность своими злобными сварами — снова и снова насчёт старого, как мир, вопроса ¿quién es más macho?[68]Блоков покурки на кон ставили без числа — и проигрывали по всему корпусу из-за того, сколько их уговор продержится: ко всеобщему удивлению, уговор пережил оба их срока. Одним чудным деньком, как любят выражаться «Шифоны», они оказались в совместном жилье — в Западном Голливуде, к югу от бульвара Санта-Моника, в жилом комплексе с двориком, где вдвое больше субтропической растительности, чем старожилы могут определить, а тени от неё столько, что можно весь день валяться у бассейна и тюремной бледности не утратить…

— Ничёссе, Триллиум, а что с нашим кормильцем-то, как-то ужасно долго они нам еду несут.

— Уже съели?

— Что. А чек приносили? Кто раскошелился?

— Не помню.

Они вырулили к «Курчавому». Когда добрались, Док решил, что в Лас-Вегасе он водить машину будет не больше сугубой необходимости. Здесь все ездили, как упёртые неудачники, в любой миг рассчитывая вляпаться в аварию. Доку это было близко — совсем как на пляже, где живёшь в климате безоговорочной хипповской веры, делая вид, что всем доверяешь, но постоянно начеку, что продадут, — но вовсе не обязательно, чтобы ему это нравилось.

«У Кучерявого» некогда было салуном на перекрёстке, и Доку заведение напомнило «Олуха Джека» в Л.А., только тут все мыслимые участки зала занимали игральные автоматы. Банда играла старые номера Эрнеста Табба, Джима Ривза и Уэбба Пирса, и Док догадался, что Шайба и Эйнара здесь сегодня может и не быть.

Триллиум выглядела как-то лихорадочно. Док уже начал подумывать, что от неё тянет какими-то странными флюидами — вдруг у неё где-то вытатуировано «Подваливай, Дорогуша», а видят эту надпись лишь те, кто покрупнее и погрубее. Может, она и сама это сознаёт — но в то же время отрицает. Как бы там, в общем, ни было, подвалил к ней эдакий здоровенный тип в чёрной ковбойской шляпе, Доку даже не кивнул, хвать Триллиум за волосы и одну голую ляжку, довольно куртуазно приподнял над барным табуретом и повлёк прочь эдаким техасским тустепом. Хоть бы завопила возмущённо, что ли. Но она лишь шепнула Доку, проплывая мимо:

— Посмотрим, что смогу выяснить. — Док толком не понял, но она, кажется, уже улыбалась.

— Это уж как пить дать, — пробормотал он, медленно качая головой длинногорлой бутылке перед собой и не очень понимая, как бы с такой ситуацией справился Джон Гарфилд.

— Не стоит слишком судить Осгуда, — посоветовал голос, к которому Время если не вполне отнеслось по-доброму, то, по крайней мере, придало фактуры. — Он прирождённый пиздопыт, и отсюда до озера Мид ни одной бабы не найдётся, кто б этого не знал.

— Спасибо, утешительно слышать. — Док повернул голову и обнаружил миниатюрного старикашку в шляпе, едва ли не больше Осгудовой, который помахивал пустой пивной бутылкой. — Ещё б. — Док повернулся к бармену, а тот, наделённый сверхчувственными дарами, уже выставил на стойку ещё две бутылки. — Я сёдни сюда тока и заглянул, — притворно вздохнул Док, — чтоб ващще-то парнишку этого повидать, денег мне должен. А бабце взбрело, я её погулёванить зову. А мне за квартиру платить и так далее.

— Чёрт, — произнёс старикан, который представился Эвом, — было время, мужик скорей пересох бы весь и ветром сдулся, чем долг не отдать. Сюда много обормотов ходит, мож, я даже знаю, который тебе нужон.