Девушка по вызову - Анна Данилова

– Какие еще студентки?

– Вернее, студентка, одна, Лена… – Латынин осекся и нервным движением взъерошил и без того взлохмаченные волосы. В этот момент перед его мысленным взором пронеслись картины любовных игр с хорошенькой и совсем юной Леной Кравченко, страстной и жадной до удовольствий девочкой, связь с которой ему не так давно приходилось всеми силами скрывать, чтобы не быть привлеченным к расследованию дела о ее убийстве. – Артюшин же убийца, он самый настоящий преступник…

Эмма слушала его, не перебивая, соглашаясь с каждым произнесенным им словом и в то же время не веря своим ушам: убийца? преступник?!

– Он же убил своего приятеля, Перова, и взял его фамилию…

И вдруг Эмме показалось, что она слышит стук колес, и словно неуловимый запах железной дороги окутал ее, она вспомнила, где уже слышала нечто подобное. Соседка по купе в поезде, который мчал их в Москву два года тому назад, рассказывала ей о трагической смерти своей подружки.

– Фамилия этой Лены Каравайченко или что-то в этом роде?..

– Кравченко.

– Лена Кравченко. Ее убил сутенер, – продолжала вспоминать Эмма. – Я еще не поверила девчонке, с которой мы вместе ехали в одном купе, как раз тогда, когда я сбежала ото всех и вся, чтобы… А… – она махнула рукой, – это было в другой жизни. Но я и предположить не могла, что Перов – убийца… Так что ты сказал: он убил своего приятеля? Но кого?

– Перова. Кажется, он был его бывшим подельником или просто соседом по нарам, ведь Перов, то бишь Артюшин, сидел… Так вот, он убил Перова, присвоил его документы, стал жить в его квартире и долгое время его не могли найти, потому что он приехал в наш город откуда-то издалека. А Лена Кравченко…

– Я помню, она знала об этом убийстве и шантажировала его, да?

– Да. И он убил ее. Об этом писали в газетах.

– А докторша?

– Какая еще докторша?

– Ну как же? Кравченко сделали аборт, после которого ее и убили. Надя… вот, вспомнила, так звали мою соседку по купе, Надя что-то говорила еще о докторше, которая была не то соучастницей, не то свидетельницей убийства и которую так и не нашли… Еще речь шла об отце Кравченко…

– Правильно! Вот он-то и убил Артюшина. Страшный был человек, я чувствовал это и до сих пор не понимаю, как это я позволил себе иметь с ним дело? Ты не поверишь, но мы с мужиками после всех этих кровавых событий даже справили по тебе поминки… и затаились как мыши…

– Да вы что, с ума сошли? Вы поминали меня? Ну что ж, значит, долго жить буду… – Ей стало не по себе.

– Можно, я тебя обниму?.. – неожиданно произнес Борис Ефимович и в порыве чувств сжал ее в объятиях, крепко, как только мог. – Ты же знаешь, Эмма, как я к тебе всегда относился… Ты самая прекрасная женщина, какая только была у меня…

– А что у вас с Валентиной? – Она освободилась из его объятий и погрозила ему пальцем.

– Валя? Она тоже чудесная женщина… Мы встречаемся с ней вот уже почти два года… Бог мой, сколько времени прошло… И надо же такому случиться, что мы устраивали свидания в ТВОЕЙ квартире…

Он замолчал, потому что вернулась Валентина. В руках она держала бутылку коньяка и тарелку с закусками. Лицо ее выражало радость.

– Что-то тебя долго не было… – пробормотала Эмма, которая поймала себя на том, что, разговаривая с Латыниным, напрочь забыла об осторожности.

– Я звонила мужу в Киев… Ребята, давайте-ка лучше выпьем за встречу… Эмма, если бы ты только знала! Ведь благодаря твоей квартире, а значит, и тебе, мы здесь провели столько замечательных часов, правда, Боря? Нет, как же все-таки здорово, что ты вернулась…

– А я хочу поблагодарить… вас, вас обоих, – Эмма достала рюмки и, подождав, пока Латынин нальет ей коньяка, произнесла тост: – Хочу выпить за вас, поблагодарить за то, что вы присматривали за моей квартирой и наполнили ее теплом и счастьем… Я говорю это без всякой иронии, потому что больше всего на свете боялась, что здесь уже живут какие-то посторонние люди или что ее вообще ограбили… Могу себе представить, сколько я задолжала за квартиру…

– Брось… – с явным удовольствием, улыбаясь, произнесла Валентина и махнула рукой в сторону Латынина. – Это он оплачивал все квитанции, честное слово… Мы даже заплатили за полгода вперед. А, кстати, ты видела свои кактусы?

– Кактусы? Нет, а что с ними?

– Поди посмотри…

Эмма вошла в кухню и замерла на пороге: ее кактусы цвели! Пушистые желтые и розовые, похожие на осенние хризантемы цветки были необычайно красивы и казались чем-то чужеродным на фоне темно-зеленых, со страшными острыми шипами стволов.

Эмма оглянулась: кухня, как и вся квартира, выглядела обжитой. Здесь пахло человеческим теплом, вкусной пищей и розами, большой букет которых она заметила еще в прихожей, а три розы, чуть поменьше, плавали в хрустальном блюде на кухонном столе.

– Ну как, понравилось?

Валентина обняла Эмму сзади и прижалась к ней.

– Ты знаешь, это такой человек… такой… Эмка, если бы ты только знала, как я с ним счастлива… Я словно стала другой, почувствовала себя настоящей женщиной… Ты, наверное, знаешь, что это такое, когда тебе дарят цветы, носят тебя на руках, целуют каждый пальчик… Вот он такой… – Валентина находилась еще в возбужденном состоянии, а потому было самое время расспросить ее о дяде. Но Эмма опоздала – Валентина вдруг сама все вспомнила, сразу стала серьезной, взяла Эмму за руку и, усадив на табурет, села напротив и зашептала: – Слушай, помнишь своего дядю? Ну, тот самый, который к тебе приезжал после похорон твоей мамы? Его звали… у него еще фамилия была не то Ледяной, не то Холодов…

– Холодный, – поправила, бледнея, Эмма и вся напряглась. – И что же?..

Ей показалось, что время остановилось: в ушах зазвенело, а к горлу подкатила тошнота, вызванная животным страхом. Сейчас она узнает что-то важное…

– Он разыскивал тебя…

– Когда? – Это был, пожалуй, самый главный вопрос, который ей хотелось задать в этих стенах и именно Валентине. Хотя ответ она почти знала: имелось в виду, что Холодный искал ее в то время, когда Эмма была с Орловым в Москве. Ну не мог же он воскреснуть во второй раз…

– Вот как только ты уехала, в тот самый раз, когда оставила мне ключи, он на следующий день и заявился… У него, видать, несчастье произошло, голова была забинтована, вид ужасный. Он позвонил мне и стал спрашивать, где ты, куда уехала, когда вернешься… Говорил, что ему нужно срочно повидаться с тобой, что ему нужно что-то взять у тебя или расспросить… Я ему прямо сказала: Эмма уехала и велела присматривать за квартирой и никаких инструкций относительно своего дяди не оставляла… Еще я сказала, что ты вышла замуж… Он ходил еще пару дней, я через «глазок» видела, как он звонил в твою дверь… Ну, я не выдержала, вышла и прикрикнула на него… Понимаешь, если бы он выглядел как прежде, я, может, и помогла бы ему, но у него вся одежда была такая, словно он валялся где-нибудь в подворотне… А под пиджаком какой-то театральный костюм из желтого атласа, представляешь? Похоже, у него действительно что-то с головой…