Рай на земле - Яна Темиз

Что же это было – насмешка судьбы? Ведь случай помог ему – такой случай! За много лет он почти смирился с тем, что никогда не убьет ее, эту женщину, что она так и доживет свой век, как доживает его мама, но этот случай перевернул все. Это был знак, подарок, это не могло быть случайностью, и в то же время это было великолепной случайностью, которая вдруг объяснила ему многое, которая словно говорила: не останавливайся, ты был прав, она не должна жить, я, судьба, помогу тебе.

И что же? Как он мог так испортить идеальный план: море, не оставляющее следов, другая страна, где никто не станет, да и не сможет копаться во взаимоотношениях и историях туристов – перелетных птиц, временных и непостоянных… ах, какой был план!

Убивать оказалось… противно.

Может быть, будь это пистолет, или яд, или наемный убийца, или что-нибудь столь же романтическое и позволяющее держаться на расстоянии от жертвы, он не испытывал бы сейчас этого физического отвращения и тошноты, словно долго мял в руках мокрую, скользкую, склизкую медузу.

А может быть, это оттого, что убил он не ту женщину. Обознался в темноте, обдернулся – вот оно, словечко, выскочило-таки! Откуда оно, черт возьми эту голову с сотрясением мозга!..

Зеленая, соленая, мерзкая муть. Он захлебывался ею, как тогда, когда изо всех сил удерживал под водой голову своей жертвы. Он поднимался на поверхность, вдыхал и продолжал убивать.

Это было… долго. Как врач, он точно знал, сколько минут нужно удерживать ее так, чтобы убить, ему казалось, что это будет быстро и просто. Это и было быстро. И в то же время каждая секунда тянулась и тянулась, и это было долго. Было и прошло, только вот тошнота… но это от сотрясения мозга, а вовсе не от убийства.

Это пройдет.

Зачем он понадобился этому маньяку, который мало того, что чуть не убил его, но привлек к нему внимание полиции, совершенно не нужное и даже опасное внимание? Неужели тоже случайность? Или тоже знак, поданный судьбой?

Он ошибся, но так счастливо, удачно ошибся: никто никогда не связал бы его, благополучного отдыхающего, с абсолютно незнакомой ему женщиной из другой страны. Их ничто не связывало, кроме того, что они по воле все того же случая остановились в одном отеле. И того, что он стал ее убийцей.

Но этого никто никогда не узнает. Интересно, будут ли его мучить угрызения совести? Ведь он убил совершенно невинного человека, женщину, у которой могут быть дети и внуки, которые любят ее и будут горевать о ее смерти. Он твердо знал, что если бы убил ту, которую хотел, то его ничто бы не мучило, он был бы рад, что наконец-то сделал это, выполнил свой долг, избавился от нее.

Узнав о смерти какой-то немки и увидев свою предполагаемую жертву целой и невредимой, он был так поражен, что даже забыл об угрызениях совести – или что там полагается чувствовать? Он мог чувствовать только сожаление о совершенной ошибке, стыд и злость на себя и мучиться только этим.

На какую-то долю секунды он испытал страх разоблачения: вдруг он все-таки не убил ее, и она сейчас скажет всем, что он пытался с ней сделать? Но ее шея была полностью видна в летнем сарафане, и на ней не было никаких синяков и кровоподтеков, и на лице не мелькнуло ничего угрожающего. Обыкновенная немолодая женщина, наслаждающая красотами Антальи.

Может быть, он еще успеет?.. В Москве это будет сложно, опасно, почти невозможно, там их связь неизбежно бросится в глаза, он попадет в число подозреваемых, а все смывающего спасительного моря там нет. Криминалистические лаборатории работают медленно, но верно, он, как ни странно, верил в правосудие и не был уверен в своей способности совершить безупречное убийство. Обязательно что-то останется, о примитивных отпечатках пальцев знают даже дети, наука ушла далеко, он никогда не сумеет все сделать так, чтобы не осталось ни малейшего следа. Волосок, микрочастицы кожи, волокна одежды, пыль с подошв – Лида читала детективы, и он иногда заглядывал в них, удивляясь тому, какая малость приводит подчас к выявлению преступника. А ведь о чем-то наверняка не подозревают и сами авторы детективов!

Здесь, в сине-лазурной Анталье, в этом туристическом раю на земле, где все друг другу чужие, случайные попутчики в этом восточном экспрессе, ненадолго сведенные вместе, объединенные лишь номером рейса, названием отеля и туристической фирмы, это было бы идеально.

Как курортный роман – без прошлого и будущего.

Курортное убийство.

Без основательного расследования, если оно похоже на несчастный случай, без длительного копания в прошлом жертвы, поскольку никого из этого прошлого все равно здесь нет и быть не может. А единственного безутешного родственника, если таковой и окажется, не заподозришь.

Голова болела, и хотелось пить. Знакомый запах лекарств и дезинфицирующих средств вызывал отвращение, собравшись в противный комок где-то в глубине горла.

Хотелось вдохнуть ароматный воздух с запахом цветов и моря, вдохнуть полной грудью, как он вдыхал несколько дней после приезда, планируя убийство и приглядываясь к окружающим декорациям. Он так любил этот южный, ни с чем не сравнимый аромат, особенно утром и вечером! Если бы глотнуть сейчас этого воздуха – он мог бы утолить и жажду, ведь его как будто пьешь…

Или оказаться бы, к примеру, в отцовском кабинете… теперь это его кабинет, но он по привычке считает его отцовским… там тоже – запах книг и чего-то старого, неуловимого, приятного с детства… он ничего не менял в нем. Не переставил ни одной книги, не перевесил ни одной картины, не пускал туда Лиду вытирать пыль, запретил ей менять занавески, даже компьютера не купил, пользовался ноутбуком. Как часто, сидя за большим отцовским столом, он мечтал об этом убийстве!

Неужели он не смог, не сумел, неужели его прекрасный план оказался неудачным? Нет, быть того не может!

Он услышал странный звук и открыл глаза. Звук был его собственным стоном, и, знай он это, ни за что бы не открыл их.

Потому что, открыв, он увидел перед собой эти лица – немолодые, женские, сочувственно нахмуренные, что-то говорящие… как же он их ненавидел!

32

Он смотрел на море с привычной ненавистью.

Началась осень, бархатный сезон, как почему-то называли сентябрь и начало октября русские туристы. Работы по-прежнему было много, но он почти не думал о работе. Дело было поставлено и шло, уже не требуя его ежеминутного контроля и вмешательства.

Дилек, как всегда, справлялась.

Иногда, невнимательно выслушивая ее доклады и подписывая подсовываемые ею бумаги, он думал: интересно, как много ей известно? Знает ли она, что ее начальник чуть было не стал убийцей? И если знает, то… что? Как она к этому относится? С ужасом и непониманием, как все обычные люди, с жадным любопытством, как любители триллеров, или со свойственным молодежи равнодушием к чужим делам?

Порой ему даже хотелось рассказать ей, почему он это сделал, но боязнь понапрасну выдать себя ничего не подозревающему постороннему человеку каждый раз останавливала его. Она была так похожа на его дочь, а он так нуждался в слушателе.