Неотразимая, или Основы женского шарма - Татьяна Веденская

— Оля, ты спишь?

— Я сплю и вижу сон про тебя, — улыбнулась я.

— И что там про меня?

— Что ты со мной спишь.

— Хороший сон. Слушай, там мобильник разрывается.

— У тебя есть помойка?

— И что? — усмехнулся он.

— Выкинь, — я повернулась и уткнулась в его плечо. — Не хочу, не хочу, не хочу.

— Понимаешь, я бы и рад, но сегодня же двадцать восьмое число. Тебя наверное, все ищут.

— Ой, как двадцать восьмое?

— Оля, ау! Уже десять утра!

— Мы прокувыркались всю ночь?

— Как ты это интересно называешь, — заулыбался мой слоник. Я прошлепала к сумке и достала телефон.

— Это маман. Ты помнишь ее.

— Да уж. Как ты думаешь, я ей тогда понравился? — заинтересовался Руслан.

— Тогда вряд ли. Она не очень жалует голых незнакомых мужиков в своем доме.

— А теперь?

— О, теперь гораздо лучше. Она, кстати, советовала мне бросить все и печь тебе пироги.

— Неплохая мысль.

— Алло, Алекс? — спросила я трубку. Трубка подтвердила. — Алекс, тебе придется для меня кое-что сделать. Что? А, да, помирились.

— А мы и не ссорились, — прошипел мне в ухо Руслан.

— Так вот. Там маман моя рвет и мечет. Строители должны были ей отдать вчера ключи. Она, наверное, хочет переезжать в родные пенаты. А я, вот те крест, не готова сейчас принимать опять бразды руководства процессом. …Ага…Ага….Сделаешь? Прекрати пошлить. И что? Что естественно, то не безобразно.

— Ты прекрасна! — Руслан опустился на колени и принялся целовать мне живот и нежно гладить попу. Я расслабилась и принялась стонать и мурлыкать в трубку. Алекс плюнул и отключился. В общем, стонала и мурлыкала я до тридцать первого. Мамуля, конечно, пыталась заставить меня покинуть Русланово ложе в Руслановом доме, но я отказалась наотрез и пригрозила, что в случае войны отключу телефон вообще. Утром тридцать первого декабря Руслан так как-то между прочим предложил мне руку и сердце. Между одним половым актом и другим, жадно потягивая кока-колу из привезенной разносчиками пиццы двухлитровой бутылки, он вдруг брякнул.

— Слушай, а когда мы поженимся?

— Чего?

— Ну, раз ты таки поняла, что меня любишь, может поженимся?

— Конечно, — не стала ломаться я.

— А когда?

— Как только разведемся, — совершенно по-дурацки отреагировала я.

— А что, ты еще до сих пор не развелась с этим психом? — обалдел он. — То есть я тут сплю уже третий день подряд с чужой женой?

— Уже год подряд, — Уточнила я.

— Отлично. Так, что же делать? Оля, дай мне на тумбочке телефон.

— Зачем? — поинтересовалась я.

— У меня есть один очень хороший адвокат по разводам. Вел мой развод, правда со стороны жены. Но все равно, дядька отличный. Просто работает на того, кто первый заплатит.

— Ты с ума сошел. Зачем мне адвокат?

— Ты, все-таки, дурочка. Во-первых, сама ты будешь разводиться годами. И пока разведешься, уже передумаешь за меня замуж идти. Во-вторых, у тебя какая-никакая, а фирма. А это — имущество. Квартира у тебя откуда?

— Наследство.

— Это не считается. Значит фирма.

— Да, — подтвердила я. — Давай-ка твоего адвоката.

— Окей, — сказал он в трубку, поговорив о непонятных мне исковых заявлениях и претензиях.

— Все в порядке?

— Однозначно. Заплатим судье, разведет через неделю. К рождеству будешь свободна. Тебе проще, он оставил тебя с малолетними детьми. И не появляется уже три года. Так что плевое дело. Кстати о детях. Ты точно решила, что пойдешь ко мне в жены?

— Абсолютно. Побегу. Прогонять станешь — в ноги вцеплюсь.

— А венчаться пойдешь?

— С ума сошел?

— Почему? Я, например, очень даже не против. Обвенчаться пожениться, приковать тебя голой к батарее и кормить манной кашей и ананасами. А в перерывах — иметь, иметь, иметь!

— Развратник! — ахнула я.

— Да брось ты! — хохотал он, отбиваясь от меня подушкой.

— А идея с батареей мне нравится, — развеселилась и я.

— Ну а раз так, надо вспомнить, что Новый Год — праздник семейный. Негоже тут валяться, когда там дочери твои один на один против мамы. Они же еще дети.

— Ты хочешь, чтобы я поехала к ним? — загрустила я.

— Я хочу, чтобы МЫ поехали к ним. Ты не возражаешь?

— Нет. — Облегченно выдохнула я. Оторваться от него хоть на час мне казалось пыткой.

— Тогда собирайся.

— Надо позвонить Алексу и узнать, куда нам ехать. Интересно, на этот Новый Год у нас совсем не будет еды?

— Почему?

— А я же не приготовила. Маман принципиально не станет. Она лучше таблеток налопается и элексиром каким-нибудь запьет и уснет.

— Нормалек. Все будет, — рулил восхитительный, уверенный в себе и счастливый Руслан. Как хорошо, что все так хорошо.

Алекс сообщил, что ценой невероятных усилий он все-таки выпер молдаван из моей хатки и она в полном моем распоряжении. Маман с дочерьми уже там, правда вот мебели практически никакой нет, так что придется любоваться свеженьким евроремонтом, сидя на полу. Мы поехали на моей машине. Во-первых, потому что она новая. Во-вторых, потому что она красивая, в-третьих, мне очень хотелось похвастаться. Руслан всю дорогу ехидничал, уточняя, не тянет ли меня отжать сцепление, не слишком ли я маленькая для такой громадины, не слишком ли я красивая и нежная для такой страшной и черной машины.

— Наверное, это моя судьба — иметь в женах женщину на черном Пассате.

— Это твоя карма, — подтвердила я. — Иметь меня на черном Пассате, в черном Пассате, вне черного Пассата…

— Кончай шалить, а то врежешься.

— Приехали. Вылезайте, мистер. — Я остановила машину около моего родного любимого папочкиного дома. Покровка, родная улица, заметенная снегом, перерытая колесами машин до состояния каши. Дорогая Покровка, родные фасады. Чистые и неоновые снаружи, бедные и обшарпанные внутри, как же я по вам соскучилась. И по моему дворику, где я бегала маленькой, а потом с умным видом выгуливала Шуренка и Аленку. Мой большой рыжеватый дом с самыми высокими потолками на свете. И в моих окнах горит свет, какой счастье.

— Эй, принцесса, ты собираешься выходить? — окликнул меня Руслан, открыв дверь Пассата и протягивая мне свою широкую ладонь.

— Конечно, — я схватилась за нее и вытряхнулась их машины, смешно задирая полы шубы.

— Не так-то и просто вылезти из большой низкой машины, если бордюр высокий. Ап! — он поймал меня в свои объятия и принялся целовать.