Сглаз - Томас Олд Хьювелт

– Слушай, Пит, дурацкий закон сочинили аж в восемнадцатом веке, – буркнул Грим.

– Но Блэк Спринг держится именно на нем, верно?

– Чушь! Мы, между прочим, в Америке живем. Правда, Чрезвычайный Закон никогда не пытались адаптировать к нынешнему уголовному законодательству… ну и что с того? Мы решим все в Совете, ясно?

Но они уже не смотрели друг другу в глаза и уставились в пол.

Гриму стало неуютно.

Заговорить осмелился лишь Уоррен:

– Людей отправляли в Дурогородок и за гораздо меньшие проступки.

– Ребята, что с вами? – воскликнул Грим. Он почувствовал себя загнанным в угол и разозлился. – Что вы несете! Я не собираюсь сгоряча выносить приговор, поскольку это должен решить Совет. И не волнуйтесь, мы придумаем что-нибудь подобающее. Простите, но сейчас я молчать не могу! Парни совершили преступление, и не стоит заблуждаться на данный счет. А что они натворят в будущем? Вдруг попытаются сжечь ее на костре, поскольку раньше именно так поступали с ведьмами? Нет, нам медлить нельзя. А если бы дурни перегнули палку, мы были бы уже мертвы.

– Согласен, – сказал Пит.

Стив поднял голову:

– Тайлер и Лоуренс в ужасе от Джейдона и его дружков. И они боятся, что, когда парней отпустят, они опять сорвутся с цепи.

– Если перед тобой мост – надо его перейти, – заявил Грим. – Уверяю вас, что взбучка мальчишкам не повредит.

– А ты имеешь право сообщить про это в Вест-Пойнт, если сочтешь нужным? – встрял Пит. – Сейчас, похоже, самое время. Ведь если Мэзерс захочет сохранить все в тайне, как и тот случай с Ротом, обстановка в Блэк Спринг накалится. Народ здесь любопытный, и слухи расползутся по городу. Сторонние наблюдатели из Вест-Пойнта должны нам помочь.

Грим горько усмехнулся.

– Дружище, если бы все было так просто, военные бы уже разбили лагерь в Блэк Спринг. Но Совет запретил мне оповещать их о том, что случилось на прошлой неделе.

– Почему?

– Из-за Рота. Если я не подчинюсь приказу, то потеряю работу.

Грим сказал правду.

Но поведение парней оказалось настолько шокирующим, что ему, вероятно, следовало проявить инициативу.

Грим задумался. Слова Пита Вандермеера почему-то вывели его из себя. Люди теряют рассудок постепенно, но если это продолжится, то жизнь в Блэк Спринг и впрямь изменится навсегда. И далеко не в лучшую сторону.

Грим понимал, что нужно мирно нейтрализовать ситуацию – и не отчитываться перед Колтоном Мэзерсом. Однако старикан подобного самоуправства не потерпит.

И как Гриму теперь выкрутиться?

Грим догадывался, что глава Совета вряд ли зайдет так далеко, чтобы его уволить. В конце концов, кем его заменить? Хотя кто его знает?.. Как ни парадоксально, но Колтона Мэзерса можно было сравнить с болотом. Мэзерс обладал врожденным иммунитетом к эволюции и имел способность засасывать всякого бедолагу в зловонную пучину, в которой тот не мог обрести забвения.

– У меня есть идея, – вдруг сказал Стив. Пит хмыкнул, но Стив лишь пожал плечами. – Парни от рук отбились, и этому нет оправдания, но если вы обратитесь в Вест-Пойнт, Совет примется за вас всерьез. По-моему, нам надо сохранять спокойствие и попытаться воззвать к голосу разума в Совете.

– Именно, – отозвался Грим, окончательно избавившись от сомнений и совершив тем самый роковой просчет. – Я сообщу Совету сегодня вечером, и мы уберем придурков с глаз долой. Отлично! Может, мы и жители Блэк Спринг, но мы не звери.

Гризельда Хольст пришла к выводу, что ее жертвоприношение оказалось исключительно удачным. Впервые с момента рождения ее сына она ощутила нечто, вызывающее в ее душе трепет. Она чувствовала беспричинную радость, какую другие испытывают от дуновения летнего ветерка или аромата жасмина, окутывающего сад.

Как ни трагично, но радость Гризельды померкла спустя четыре дня.

Субботним вечером ее сына арестовали.

Но этому предшествовали кое-какие события.

Когда Гризельда узнала, что ведьма спалила павлина почти дотла, она даже обиделась. Ей стало очень неловко за Катерину. Гризельда приготовила ведьме такой чудесный подарок, а Катерина поджарила павлина.

В итоге действо с жертвоприношением превратилось в нечто неудобоваримое.

Да и местные кое-что заподозрили: ведь к ней заявился тот тип, который требовал павлиньего мяса! После его визита Гризельда закрыла лавку. Она даже хотела спросить у Мэзерса, в чем дело, но не осмелилась, понимая, что ей надо соблюдать осторожность.

А на следующий день Гризельда перестала паниковать и взглянула на ситуацию иначе. Катерина гуляла с павлином по городу, потому что хотела показать людям, как она благодарна Гризельде, своей подруге! Итак, узрите же, ручей перестал кровоточить. И вообще Гризельда была уверена, что ее поступок – проявление истинного героизма. Она молча наслаждалась своим успехом и грезила наяву. Если бы местные узнали правду, они бы несли ее по улицам Блэк Спринг на руках. Устроили бы праздник с песнями и танцами – и с удовольствием бы ели ее паштет. Но она не стремилась к признанию и славе. Она хотела лишь пребывать в добром расположении ее ненаглядной Катерины.

Настала суббота, и Гризельда вновь стояла за прилавком. У нее было прекрасное настроение. В качестве специального блюда она приготовила фрикадельки с густым соусом и специями. Люди шли в лавку сплошным потоком, будто втайне подозревали, что Гризельда – их спасительница. Даже миссис Шэффер поздоровалась с ней от всего сердца и купила два фунта вырезки.

Закончив принимать клиентов, Гризельда решила отдохнуть. С чувством глубокого удовлетворения она облачилась в пижаму, поставила на тумбочку поднос с ливерной колбасой и забралась в кровать. Включив телевизор, она приготовилась к просмотру шоу «Субботний вечер».

Но ей помешал громкий стук в дверь лавки. Гризельда искренне удивилась.

К ней никогда не захаживали гости, а Джейдон после ужина закрылся у себя в комнате.

– Джейдон, открой! – крикнула она.

Ни звука, только грохот его стереосистемы на чердаке.

– Джейдон!

Гризельда раздраженно встала, надела тапочки и прошлепала в коридор. Сперва она собралась подняться наверх и сделать выговор Джейдону. Если к сыну пришли его друзья, то пусть он сам с ними и разбирается! Однако музыка была настолько оглушительной, что Гризельда махнула рукой и поплелась вниз.

Включила свет в лавке – и тут затрещал дверной звонок.

– Иду я, иду, – буркнула она, огибая прилавок. – Мне уже не шестнадцать, сами понимаете!

За плетеной занавеской, закрывающей окно, маячили три массивных силуэта.

Ага, друзья Джейдона, решила Гризельда.