Ящик Пандоры - Марина Юденич

В своем далеком, не познанном людьми мире бабушка ошибку свою осознала и, мучаясь раскаянием, пыталась оттуда заставить Ванду начать немедленно действовать здесь, предотвращая новые жертвы и новые ошибки.

Но было ли у Ванды право взваливать тяжесть этого осознания на плечи больного старого человека, который ничего не сможет уже изменить и только обретет душевные страдания и угрызения совести?

Молчание Ванды затянулось до неприличия. Профессор не отводил глаз, но суть ее сомнений была от него сокрыта, и в глазах его немой вопрос медленно сменялся нарастающей волной гнева.

Ванда поднялась с огромного старинного дивана, обтянутого изрядно потертой, а местами потрескавшейся черной кожей, стоящего на этом самом месте в просторном профессорском кабинете столько лет, сколько Ванда помнила себя. «Наверное, бабушка частенько сиживала здесь», — неожиданно подумала она, а вслух произнесла, нарочито сухо, чтобы избежать дальнейших объяснений:

— Простите, Григорий Иванович, чисто бабскую мою суету. Просто нервы расшалились. Ничего существенного или, как предупреждала вас бабушка, «из ряда вон выходящего», слава Богу, не произошло. Так, мелкие, вполне разрешимые проблемы. Если позволите, я сейчас откланяюсь с извинениями, а как-нибудь потом, позже, когда все окончательно станет на свои места, приеду к вам без всякой спешки, попьем кофе, и я все расскажу вам самым подробнейшим образом. Договорились?

Гнев в старческих выцветших, но цепких, как и прежде, глазах профессора Максимова всколыхнулся живой горячей волной. Это Ванда зафиксировала четко, но возраст и долгая практика научили старого доктора владеть собою, кроме того, ему было совершенно очевидно, что Ванну привели к нему отнюдь не пустячные, как пыталась представить она, проблемы.

— Ты сейчас лжешь, девочка, и я не знаю, что заставляет тебя делать это. Но хочу надеяться, что причины у тебя веские. Неволить не стану. Да не пытать же тебя на самом деле! А добровольно ты, раз уж решилась лгать, правды не скажешь. Упрямству твоему соперница была только твоя великая бабуля, я-то уж ваше семейство изучил, слава Богу. Потому ступай! Не знаю уж, что ты там затеваешь, но все равно — храни тебя Бог!

Ванда быстро обошла массивный стол, за которым восседал сухонький седой старичок профессор, и, склонившись, молча поцеловала старика в прохладную щеку, пахнущую каким-то до боли знакомым и одновременно забытым, советским еще, одеколоном.

— Статью забери. Раз уж она произвела на тебя такое сильное впечатление, — желчно бросил он ей вслед: гнев и обида все еще бушевали в его душе.

— Спасибо. — Уже на пути к выходу, не оборачиваясь, Ванда подхватила с дивана желтые, хрупкие от времени листы бумаги и, бережно прижимая их к груди, плотно притворила за собой массивную, так же, как и диван, обитую старомодной толстой черной кожей дверь профессорского кабинета.

Дома она, аккуратно разложив все три листа на столе перед собою, еще раз внимательно перечитала неопубликованную статью бабушки, написанную в далеком пятьдесят девятом году.

Статья называлась «Ящик Пандоры» и в целом была посвящена подробному описанию трагического финала знаменитого опыта венского доктора Байера. Опыт широко освещался во множестве научных и популярных изданий, был приведен в качестве блестящего примера применения популярной методики самим Зигмундом Фрейдом. Однако дальнейшая судьба пациентки доктора Байера заинтересовала, похоже, только русского профессора Ванду Василевскую, и то лишь столетие спустя. Однако она не пожелала сделать свое открытие достоянием научной общественности. Хотя опасность, таящаяся в блестящей на первый взгляд и действительно многократно опробованной впоследствии методике, была очевидна. По крайней мере в последних строках статьи профессор Василевская писала: «Один из мифов Древней Греции доносит до нас историю Пандоры, девушки, созданной Гефестом из земли и воды. Великий Зевс отчего-то проникся к ней таким доверием, что оставил на попечение Пандоры ящик, содержащий все человеческие несчастья. Девица, однако, не оправдала доверия Громовержца и, любопытствуя, приоткрыла крышку ящика. Несчастья немедленно воспользовались этим и, обретя свободу, хлынули на человечество, обрекая его на тысячелетия мук и страданий. Мне видится здесь некое аллегорическое сходство и ящиком Пандоры представляется отчего-то подсознание человека, содержание которого для современной науки так же темно и таинственно, как и то, что таил в себе сундук великого Зевса от любопытной девушки Пандоры. И подобно легкомысленной Пандоре поступают иногда торопливые наши коллеги, спеша овладеть техникой вторжения в подсознание и возможностью манипулировать тем, что оно в себе содержит. Что выпустят они на свободу, если крышка сундука вдруг подчинится им, как подчинилась она неразумной девице? Сие неведомо. Да, нам известны уже из собственной практики, а прежде всего из крайне уважаемых научных источников, самые блестящие результаты первых опытов, приносящие моментальное облегчение пациентам, страдавшим до того тяжкими и, казалось, неизлечимыми истериями. Но что ожидает нас и тех, кто обрел счастливое исцеление, в дальнейшем? Ведь крышка таинственного ящика уже открыта. Вынуждена повториться: сие неведомо…»

Ванда перечитывала статью в который раз, хотя давно уже было ясно, что сегодняшнего палача следует искать в числе ее клиентов или клиенток, к которым применяла она известную методику за все годы практики. Таких было множество, и, следовательно, работа предстояла титаническая. Причем от того, насколько быстро сумеет с ней справиться Ванда, зависела ее собственная жизнь и жизни всех высоких стройных блондинок, которые будут иметь несчастье оказаться в непосредственной близости от ее дома, как только на город опустится вечерняя мгла. Звучало как в плохом триллере, но дело обстояло именно так. И тем не менее Ванда все не могла оторваться от трех желтых страничек с полустершимся, плохо различимым машинописным текстом, вчитываясь в них до рези в глазах, словно какая-то еще информация была зашифрована между поблекших строк и не отпускала Ванду, требуя все большего и большего ее внимания, обещая и суля открыть в благодарность за усердие нечто очень важное. Ванда закончила читать, и почти помимо воли глаза ее снова устремились к началу. «Ящик Пандоры», — в который уже раз прочитала она неровные буквы и вдруг почувствовала, что привлекает ее внимание именно название статьи или по меньшей мере что-то отдельно взятое в нем. Но что?

Ящик Пандоры… Ванда несколько раз повторила про себя это довольно звучное словосочетание, и с каждым разом оно тревожило ее все больше и больше, рождая в сознании какие-то туманные, нечитаемые ассоциации.

Ящик Пандоры… Нет, Ванду не связывали никакие воспоминания с этим древним мифом, хотя, разумеется, она его знала с детства. Но что же тогда? Что?

Ящик Пандоры… Нет, не сказочный сундук. Но сундук. И явно старый, даже древний. И запах… Запах пыли… Однако это не просто пыль, которая покрывает любые предметы, если их долго не протирать. Иными словами, это не современная пыль. Значит — пыль древности?

Ящик Пандоры… Лавка древностей. Да! Старые, нет — старинные, древние вещи, запах пыли, старой кожи, ткани. Портреты в тяжелых золоченых рамах. Лавка древностей. Нет. Антиквариат. Да, теперь это называется так. Но — где? В антикварном магазине? Нет. Ванда была до них не большой охотницей. И все же — антиквариат…