Заповедное место - Фред Варгас

Адамберг свернул на незнакомую тропинку, которая огибала излучину Дуная и вела к заброшенной мельнице. Бабочки все еще вились вокруг него — то ли он им так полюбился, то ли это были уже другие бабочки.

— Шестая ступенька — председатель Кассационной коллегии Ален Пернен. В мечтах он видит себя вице-президентом Государственного совета, и его мечты сбудутся. При условии, что за него похлопочет теперешняя вице-президент. Тут, как говорится, уже теплее. Седьмая ступенька — вице-президент Государственного совета Эмма Карно. Тут уже горячо. Она пробилась наверх исключительно с помощью собственных локтей — но локти у нее острые, — ни дня не отвлекаясь на забавы, отдых, удовольствия и прочие глупости, которые так дороги чувствительным натурам. Обладает феноменальной работоспособностью, имеет огромные связи и разветвленные каналы воздействия.

Адамберг вошел в помещение мельницы, поднял голову, чтобы рассмотреть кровлю. Стропила были положены иначе, чем на старой мельнице в Кальдезе. Бабочки улетели, оставили его одного в полутьме. Пол был устлан толстым слоем птичьего помета, словно мягким, удобным ковром.

— Она хочет стать министром юстиции, — сказал Адамберг.

— И это для нее не предел. Она хочет всё, ее честолюбие неутолимо. По моей просьбе Данглар обыскал кабинет Мордана. И нашел бумажку с личным телефонным номером Эммы Карно, которую Мордан даже не сумел как следует спрятать: просто приклеил снизу к поверхности стола. Такую глупость еще можно было бы ожидать от бригадира, но для полицейского в чине майора это непростительно. Есть аксиома: не ввязывайся в интриги, если ты не в состоянии вызубрить наизусть хотя бы десяток телефонных номеров. Еще одна аксиома: живи так, чтобы никто не мог подсунуть бомбу тебе под кровать.

— Ну разумеется, — сказал Адамберг, поежившись при воспоминании о Кромсе, которому он дал спокойно уйти.

Вот уж действительно бомба под кроватью: если она рванет, от Адамберга останутся кровавые ошметки, как от жабы. Но об этом знает только он один. Хотя нет, Кромс тоже знает и намерен воспользоваться своим знанием. «Я пришел, чтобы изгадить тебе жизнь».

— Вы довольны? — спросил Вейль.

— Чем? Тем, что меня преследует влиятельная дама из Государственного совета? По правде говоря, не очень.

— Адамберг, наша задача — выяснить, почему для Эммы Карно так важно, чтобы убийца из Гарша не был пойман. Кто он ей? Опасный сообщник? Сын? Бывший любовник? Сейчас она дружит только с женщинами, но есть шепоток — и я нашел в лиможском апелляционном суде человека, который шепчет это достаточно громко, — что когда-то очень давно она была замужем. В общем, надо порыться в старых семейных сундуках. Аксиома третья: все, что касается твоей семейной и половой жизни, спрячь в недоступном месте, а еще лучше — сожги.

— По-видимому, именно это она и пытается сделать.

— Я искал, Адамберг. Искал, но не нашел ни сведений о ее замужестве, ни связи с преступлениями в Гарше и Пресбауме. Впрочем, насчет замужества это не совсем так.

Вейль щелкнул языком и выдержал эффектную паузу.

— Страница, на которой могла быть ее девичья фамилия, в регистрационной книге той мэрии, где она могла заключить брак, — она родилась в Осере, — попросту вырезана. Сотрудница мэрии уверяет, что некая дама «из министерства» потребовала, чтобы ей дали книгу и оставили ее одну «по соображениям государственной безопасности». Думаю, наша Эмма Карно заволновалась. И стала делать ошибки. Сотрудница мэрии говорит, что дама была с черными волосами. Аксиома четвертая: никогда не надевай парик, это смешно. Короче, она действительно была замужем, но упорно скрывает этот факт от общественности.

— Убийце только двадцать девять лет.

— Значит, это ее сын, которого она выгораживает. Она и ее помощники делают все, чтобы больная психика этого парня не помешала ее восхождению к власти.

— Вейль, мать Кромса зовут Жизель Лувуа.

— Знаю. Но ведь можно предположить, что Карно по-тихому избавилась от новорожденного ребенка, отдав его кому-то на усыновление и отвалив за это кучу денег.

— О'кей, Вейль. Мы добрались до седьмой ступеньки. Наши дальнейшие действия?

— Добываем образец ДНК Эммы Карно и сравниваем его с ДНК на бумажном носовом платке, найденном в Гарше. Это плевое дело: помойки Государственного совета находятся на площади Пале-Рояль, их опорожняют каждое утро. В дни пленарных заседаний помойки завалены пустыми бутылками от минералки и кофейными стаканчиками, из которых пили члены совета. Среди этой посуды есть и бутылочка Эммы Карно. Ближайшее заседание — завтра утром. Выключите этот телефон, комиссар, и включите завтра ровно в семь утра, ни секундой раньше.

— По парижскому времени?

— Да. У вас будет уже девять.

— Ни секундой раньше, — повторил Адамберг. Он испытал огромное облегчение, узнав, что мать Кромса — вице-президент Государственного совета. Он не припоминал, чтобы ему доводилось заниматься любовью с девушкой по имени Жизель, но мог поклясться, что никогда не спал с этой вице-президентшей.

Адамберг выключил телефон, который дал ему Вейль, и вынул из него батарейку. Утром он выйдет из гостиницы в девять утра: надо будет придумать какое-нибудь объяснение для хозяйки. Адамберг закусил губу. Он ведь с чистой совестью заверял Кромса, что помнит имена и лица всех женщин, с которыми занимался любовью. А эта женщина была у него только вчера. Он стал вспоминать все новые слова, которые услышал накануне — «кручема», «даница», «хвала». Даница, вот как ее зовут. И вдруг он остановился перед дверью мельницы. Из памяти улетучилось еще одно имя, и это уже было серьезно. Как звали солдата, которому Петер Плогойовиц изгадил жизнь? Он еще помнил это, когда сворачивал на тропинку вдоль реки. Но звонок Вейля затуманил ему мозги. Он обхватил голову руками, пытаясь вспомнить, но ничего не получалось.

Сзади послышался шум, как будто по полу волокли тяжелый мешок. Адамберг обернулся: на мельнице явно был кто-то еще.

— Ну что, придурок? — произнес в полутьме знакомый голос.

Адамберг очнулся от треска клейкой ленты, раскручиваемой рывками. Кромс обматывал его широким скотчем, который используют при переездах. Ноги были обездвижены заранее. Парень перетащил его через порог, а потом запихнул в машину, стоявшую метрах в двадцати от мельницы.

Сколько времени он пролежал на полу со связанными ногами? Очевидно, Кромс оставил его на мельнице до наступления темноты, сейчас было уже больше девяти вечера. Он пошевелил ступнями: все остальное было спеленато, как у египетской мумии. Руки натуго стянуты, рот заклеен. Он не мог разглядеть парня, видел только смутные очертания его фигуры. Но все слышал — скрип кожаной куртки, натужное пыхтение, невнятные возгласы. За этим последовала недолгая поездка на заднем сиденье машины, на расстояние меньше километра. Потом Кромс потащил его за связанные запястья, словно его руки превратились в ручки огромной корзины. Тащил метров тридцать, пять раз останавливался передохнуть, и под спину Адамберга подкатывался гравий. Наконец бросил свою ношу и, все еще пыхтя и бурча, отпер дверь.