Виринея, ты вернулась? - Александра Миронова

Именно на них Вера нанесла средство первым делом, аккуратно втерла круговыми движениями. Затем пришла очередь лба – морщин было всего четыре, но глубокие и видные. Затем последовали носогубные складки и шея. Щеки она лишь слегка смазала маской. Растерла маску движениями, которыми пользуется косметолог, и приказала:

– Засекайте пятнадцать минут.

Легкий стук двери – парикмахер вернулась на рабочее место. Ее лицо было густо замазано белой массой с зелеными вкраплениями – метки огурцов, входивших в состав маски. Вера усмехнулась – магического зелья девушка не пожалела. Ну да и пусть.

Клиентка, сидящая под колпаком, забыв о собственной красоте, вылезла и напряженно наблюдала за происходящим.

– Желаете что-то попробовать? – поинтересовалась Вера.

Тетка замотала головой и злорадно улыбнулась:

– Я пока посмотрю.

– Хорошо, – не стала настаивать Вера, кинула быстрый взгляд на часы и присела на край стола, предназначенного для маникюра, – а вы, Клавдия Игнатьевна, не желаете ли?

Та моментально вжалась в кресло и замотала головой. Вера усмехнулась. Следующие десять минут прошли в полном молчании под аккомпанемент двух невыносимо страдающих теток из приемника. Вера даже пожалела, что не захватила с собой книгу. Осторожная клиентка из-под колпака внимательно наблюдала за товаркой и парикмахером, а Клавдия Игнатьевна теребила в руках журнал, сидя на самом краешке сиденья кожаного кресла, словно готовясь вскочить и убежать в тот момент, когда лица клиенток начнут дымиться или покроются коростой.

Но ничего подобного не произошло. Спустя десять минут девушка закончила колдовать над стрижкой (вышло весьма достойно), и вместе с клиенткой они отправились умываться.

– Ты погубить меня хочешь? – прошептала Клавдия Игнатьевна, когда обе вышли из комнаты. – Пощади, Виринея, ошибалась я, раскаиваюсь.

Вера закатила глаза:

– Кто старое помянет, Клавдия Игнатьевна, сами знаете, что тому будет. Я с миром, верите вы в это или нет.

Клавдия не успела ничего ответить. Дверь отворилась, и вошли клиентка и парикмахер. Первой охнула женщина в колпаке. Точнее, она почти вывалилась из него при виде лица подруги.

– Валя, батюшки святые, да ты только посмотри на себя!

Валя быстрым шагом подошла к зеркалу и уставилась на собственное отражение. На всякий случай ощупала лицо, повертела головой. Приблизилась к зеркалу настолько, что чуть не врезалась в него носом. Но никаких признаков старения, кроме носогубных складок, обнаружить не смогла.

Парикмахер последовала ее примеру, ощупывая и осматривая лицо на предмет красных пятен – после пятнадцати минут маски от них и следа не осталось. Кожа как из рекламы – чистая, нежная, увлажненная.

– Да вы просто ведьма! – воскликнула девушка.

Клавдия Игнатьевна закашлялась, а Вера рассмеялась:

– Ну как?

– Я хочу купить у вас три банки крема! – воскликнула девушка. – Сколько он будет стоить?

– И мне четыре, – перебила ее Валентина Богдановна. – Когда сможете принести?

– И мне, – заволновалась женщина-колпак.

Вера бросила взгляд на Клавдию Игнатьевну.

– Это же ваш салон?

Та кивнула.

– Дорогие дамы, все вопросы к Клавдии Игнатьевне. Если она разрешит, то я стану продавать свои продукты в ее салоне и каждый день несколько часов буду лично проводить прием.

Четыре пары внимательных глаз уставились на Клавдию Игнатьевну. На той лица не осталось – лишь синие тени и красная помада выдавали в ней бывшую повелительницу мира – жену директора овощной базы.

– Ну? – поторопила ее женщина-колпак.

Клавдия перевела взгляд на Веру, сглотнула:

– Если хочешь, завтра начинай.

– Вот и договорились, завтра принесу ваши заказы. Цены будут демократичными. Вы об этом не пожалеете, Клавдия Игнатьевна, – искренне пообещала Вера и триумфально улыбнулась.

Первая крепость взята.

– А как крем-то называется? Подружкам расскажу сегодня, – поинтересовалась парикмахер.

Вера задумалась на секундочку.

– «Виринея», – улыбнулась она девушке.

На ужин были брокколи, спаржа и кролик в вине. Глеб с тоской оглядел ассортимент. Прошлой ночью, после выписки, Марина основательно его вымотала, несмотря на строжайший запрет врачей на интимную близость. Настоящая нимфоманка, даже ему фору даст. Пару недель назад он бы обрадовался такому подарку судьбы, но сейчас все, о чем Глеб мечтал, был хороший кусок мяса с кровью и полная сковородка жареной картошки с луком и грибами, которая особо удавалась Вере. Вера… Если бы не она, ему бы не пришлось осваивать роль мальчика по вызову.

– Все в порядке, милый? – промурлыкала Марина, приступая к трапезе.

– А можно попросить Аню пожарить картошечки? – Глеб решил немного покапризничать. В конце концов, он это заслужил прошлой ночью.

– А Ани нет. – Марина навострила нож и быстрым движением вонзила его в кусок крольчатины. Словно хирург, вскрывающий нарыв, разрезала мясо, положила в рот и задумчиво пожевала, глядя на Глеба.

Выглядела она довольно неплохо – в шелковом кимоно, глаза блестят, на щеках рдеет румянец.

– Уже ушла? – поинтересовался Глеб, подцепив спаржу и отправляя ее в рот целиком.

Марина проглотила еще один кусок мяса, перед тем как ответить Глебу.

– Ушла. Точнее, я ее уволила.

– Почему? – Мужчина был настолько удивлен, что даже забыл прожевать зеленую дрянь.

– Потому что ты слишком внимательно ее рассматривал. К тому же жареную картошечку доктор тебе запретил.

Глеб закашлялся и судорожно схватился за салфетку, с огромным удовольствием выплюнул в нее спаржу и залпом выпил бокал вина.

– Что?

– Ничего, милый, ты ешь. Зачем тебе лишние бляшки и холестерин? Я должна о тебе позаботиться.

Глеб отодвинул стул и встал:

– Спасибо, я не голоден. Хочу футбол посмотреть, сегодня полуфинал лиги чемпионов. Где телевизор?

Марина отрезала еще один кусок кролика и тщательно его прожевала.

– Я не люблю футбол, – спокойно сообщила она.

Какое счастье!

– Жаль, с удовольствием посмотрел бы его вместе с тобой, – нагло соврал Глеб и направился к выходу из столовой.

– Я сейчас доем и пойду в спальню, – промурлыкала ему вслед Марина.

– Хорошо, милая, отдохни.

– Но вначале я хочу тебе кое-что показать.

Глеб остановился и повернулся к Марине. Та тщательно вытерла руки белой льняной салфеткой, подошла к одной из картин, отодвинула ее в сторону, открыла обнаружившийся под ней сейф, достала какой-то документ и протянула Глебу. Тот взял. Двух минут хватило, чтобы понять смысл – теперь его долг принадлежал не Лобанову-Ростовскому, а Марине. Он поднял на нее глаза.