Му-му. Кровавая линия - Андрей Воронин

Трубку взяли не сразу. Но как только доктор заспанным и чуть раздраженным голосом ответил «Але!», Муму сказал:

— Доктор, простите, мы даже не познакомились. И я не знаю, как вас зовут. Но нам очень нужна ваша помощь. Одному из малышей совсем плохо. Температура зашкаливает. А у нас ни термометра, ни таблеток. Подойдите к нам. Если это возможно.

Минут через десять доктор был у них.

Он пришел со своим дежурным чемоданчиком. Леночка, которая не выпускала голенького, лишь простынкой прикрытого Ваньку из рук, смотрела на доктора как на Бога.

Доктор прошел в спальню, где на тумбочке горел ночник, в котором плавали светящиеся рыбки.

— Нам очень неудобно, мы не знаем, как к вам обращаться, — начала Леночка.

— Меня Николай Петрович звать, — строго сказал доктор и, уложив мальчика на край кровати, где ближе к стенке мирно посапывала Манька, начал осмотр.

— А меня Лена зовут, его — Сергей.

— Очень приятно, — кивнул Николай Петрович.

— А детей — Ванька и Манька, — прибавила Леночка.

— Иван да Марья, одним словом, — осматривая мальчика, проговорил Николай Петрович.

— Что с ним, док? — спросил Муму.

— Пока что ничего сказать не могу. По всем признакам, вирусная инфекция, — предположил Николай Петрович. Измерив температуру, он достал из своего чемоданчика одноразовый шприц и ампулу с каким-то лекарством и, попросив Леночку придержать мальчика, сделал ему укол в ягодицу.

Манька тем временем мирно посапывала.

— Теперь давайте ему побольше пить, — попросил доктор, отдавая мальчика матери.

Дорогин, а за ним Николай Петрович вышли на кухню. А Леночка осталась укачивать малыша.

— Чай? Кофе? — спросил Муму.

— Наверное, чай. Зеленый. Без сахара, — попросил доктор.

— Значит, делаю, как себе, — сказал Муму. А затем спросил: — Вы слыхали, что в Москву будут пускать только по спецпропускам?

— Да, — кивнул Николая Петрович.

— А у вас этот пропуск есть? — поинтересовался Муму.

— Целых два, — похвастался Николай Петрович.

— То есть? — не понял Муму.

— Все просто, — сказал доктор, время от времени прикладываясь к чашке с только что заваренным зеленым чаем и как-то странно всматриваясь Дорогину в лицо. — Мой напарник уехал вчера чуть раньше и попросил забрать его пропуск.

Но тут их разговор прервала Лена, которая вышла из комнаты с двумя малышами на руках.

— Там муравьи… — в ужасе проговорила она, — то есть муравей. Тот самый, летучий. Я боюсь, не он ли укусил мальчика…

— Не волнуйтесь так. Где муравей? — спросил Николай Петрович, встав из-за стола и прикладывая руку к покрывшемуся испариной лобику мальчика.

— Муравей там, на постели. Я детей сюда вынесла.

— Ладно. Пошли смотреть, — сказал Николай Петрович.

При этом он завязал на лицо лежавшую в чемоданчике маску, натянул на руки резиновые хирургические перчатки.

Уходя из комнаты, Леночка зажгла верхний свет, и когда все вошли, первое, что заметили, — находящуюся в центре комнаты муравьиную кучку.

Заразные или нет, но муравьи реально размножались на глазах.

Николай Петрович не стал их душить. Наоборот, найдя где-то у плиты баночку из-под фруктового пюре, он аккуратно картонкой собрал муравьев и, высыпав их в баночку, плотно закрыл крышкой.

— Не волнуйтесь, — попытался успокоить он Леночку, — по всем симптомам это совсем другая болезнь. И она никак не связана ни с муравьями, ни со свиным гриппом. Это обычная вирусная инфекция. Я сделал укол. Ему стало легче. Если нужно, уколем еще раз.

— Может, вызвать «скорую»? — сказала Леночка и осеклась, очевидно вспомнив, что Николай Петрович и есть «скорая».

— Думаю, мы сможем сами справиться, — проговорил доктор.

— Будем надеяться, — вздохнул Муму.

Он, как никто, понимал драматизм ситуации. Ведь если вызвать «скорую», придется называть свои данные, которые будут где-то зафиксированы. А значит, не исключена возможность, что данные попадут на стол к генералу Грушевому.

— Но если это вирусная инфекция, значит, Манька тоже обязательно заболеет? — спросила Леночка.

— Не факт, — покачал головой Николай Петрович, переводя пристальный взгляд то на Леночку, то на Сергея.

— А что вы на нас так смотрите? — поинтересовался Сергей.

— Телевизор смотреть нужно, — сказал Николай Петрович.

Дорогин пожал плечами и включил стоящий в холле огромный телевизор.

И как только экран загорелся, они с Леночкой буквально опешили. С экрана на них смотрели их собственные лица. Голос за кадром говорил полную ерунду.

— Разыскиваются особо опасные преступники. Мужчина и женщина. Эти двое украли детей из дома ребенка и теперь скитаются где-то по Беларуси, — говорила женщина за кадром. — Всем, кто знает об их местонахождении, необходимо сообщить по телефону.

И дальше назывался один из номеров телефонов Центрального телевидения.

— Что все это значит? — строго спросил доктор. — Я, как вы понимаете, не пойду доносить. Но если меня спросят, знаком ли я с вами, сделать вид, что нет, я тоже не смогу.

— Док, но мы не крали детей! — уверенно сказал Муму. — Дети Леночкины. Я на них вообще никаких прав не имею. Ну а все остальное, это… потом. Я уверен, что все встанет на свои места.

— Не знаю почему, но мне очень хочется вам верить, — сказал доктор.

А Леночка, все еще находясь в шоке от пережитого и услышанного за последнее время, только тяжело вздохнула.

— Вы когда в Москву собираетесь? — поинтересовался Муму.

— Да вот сутки отосплюсь и в город. Мне же на дежурство надо.

— Можно вас попросить взять меня с собой? — произнес Муму. — Мне хотя бы на день нужно в Москву. А без пропуска, как вы понимаете, меня туда не пустят. Все, чем я занимаюсь на сегодняшний день, непосредственно связано с этим терактом в московском метрополитене. Виновные должны быть наказаны!

— Хорошо, я подумаю, — сказал доктор.

Муму давно заметил, что люди, напряженно проживающие свою жизнь, — это, как правило, люди с комплексами, преодолеть которые им совсем не просто. Они мало улыбаются, часто унижают других, с трудом прощают обиды.

Очевидно, был какой-то свой комплекс и у доктора. Но об этом можно было только догадываться. Сейчас у Муму не было выбора. Чтобы пробраться в Москву, необходимо воспользоваться подложными документами.

Леночка, которая, не выпуская из рук детей, все еще сидела на диване, впала в глубокую задумчивость. И наконец не выдержала и спросила: