Незнакомка в городе сегуна. Путешествие в великий Эдо накануне больших перемен - Эми Стэнли

Сегун осознал, что нельзя позволять далее Мидзуно руководить от его, сегуна, имени. В тринадцатый день дополнительного девятого месяца 1843 года сегун, уступая давлению, освободил главу правительства от занимаемой должности.

Новость разлетелась мгновенно. Мидзуно закрыл и запер ворота своего дома, но возле них все равно весь день толпились горожане. К вечеру толпа начала кричать, улюлюкать и швырять в ворота камнями – камнями, правда, мелкими, но в таком количестве, что казалось, будто в этой части города разразилась буря с градом, который сыплется из черной тучи, нависшей над домом самого презираемого и ненавистного человека Эдо. Толпа разгромила ближайший сторожевой пост, обратив в бегство охранников-самураев, выволокла оттуда мебель с циновками и побросала все это в сточную канаву у особняка Мидзуно. Наконец его высокопоставленным соседям пришлось отрядить собственных слуг для поддержания порядка. Сотни рядовых самураев высыпали из ворот, держа светильники с гербами своих домов, и вскоре квартал выглядел точь-в-точь как во время пожара: везде валяется мебель, люди мечутся из стороны в сторону, вооруженные мужчины пытаются сдержать толпу. К утру самураям удалось восстановить мир, но молодежь все-таки собиралась на улицах, желая поглядеть, что будет дальше[561].

Всю ту осень на улицах Эдо хлопали в ладоши и пели песни о падении зловредного советника[562]. Мидзуно Тадакуни никогда больше не будет навязывать свою волю жителям города – таков был приговор небес, вынесенный голосом толпы.

За несколько дней до падения Мидзуно Тадакуни Цунено прошла через весь город – мимо лабиринта самурайских дворов с белеными стенами, вдоль северного берега крепостного рва замка сегуна. Она шагала, пока не добралась до особняка главы клана Кага и тех красных ворот, которые, наверное, видела четырьмя годами ранее при входе в столицу. Но это вызывало скверное воспоминание, поскольку тогда она шла с Тиканом. Предполагалось, что брак с Хиросукэ сотрет память о старой ошибке и восстановит доброе имя Цунено. Однако правы были служанки, ее приятельницы, когда советовали ей полагаться в этой жизни только на себя.

Цунено шла в Кёсёдзи[563], храм на берегу пруда Синобадзу. Летом на поверхности воды качались темно-зеленые листья лотосов, но поздней осенью пруд походил на скошенный луг с торчащими, как солома, стеблями и увядшими цветами, между которыми сновали утята. Уже наступили холода и темнело рано. Цунено выбрала этот храм, так как там работал Гисэн. И хотя сестра не встречалась с братом уже несколько месяцев, намеренно не сообщив ему свой новый адрес в Синдзюку, она все-таки надеялась, что сможет воспользоваться его добрым именем. Конечно, это сработало. Собственно, так было всегда. Плачевный вид дочери столь почтенных родителей и сестры столь почтенных братьев неизменно вызывал сочувствие у храмовых работников. Вот и сейчас служитель храма Кёсёдзи проникся жалостью и предложил ей кров на несколько дней.

Главный служитель позвал Гисэна. Тот едва не сгорел от стыда, увидев одетую в лохмотья старшую сестру, которая в очередной раз спасалась от неудачного брака и навязывала себя знакомым семьи. Он решил, что в таком состоянии Цунено нельзя оставаться в Эдо, и, как ни странно, она с ним согласилась. Недовольный тем, сколько придется потратить денег, Гисэн тем не менее договорился с почтовыми служащими, чтобы те сопровождали Цунено через горы. Однако поздним вечером накануне того дня, когда Цунено полагалось отправиться домой, она вдруг передумала и заявила, что деверь Хандзаэмон, управляющий харчевней, никогда ее не отпустит.

С формальной точки зрения Хандзаэмон не имел на свою невестку никаких прав. Он, конечно, дал Цунено кров и обеспечил работой, но не являлся ее мужем. Он не обладал ни каким-то социальным положением, ни властью. Но его следовало опасаться. Гисэн не сомневался, что Хандзаэмон связан с преступным миром. Разговаривал он точно как бандит. Когда главный служитель храма Кёсёдзи вызвал Хандзаэмона и спросил, почему тот не отпускает Цунено домой, последовал невообразимо отвратительный ответ: «Пока она при мне, я могу брать деньги с ее семьи, начиная с ее брата. Этого мне вполне хватит на выпивку»[564]. Гисэн пришел в ярость. Как Цунено угораздило снова спутаться с алчным, бесчестным проходимцем? Уже не в первый раз ее беспечная неразборчивость ставит под удар репутацию семьи. Разумеется, друзья и родственники в Этиго обязательно узнают, в какую переделку она попала. Дурные вести доходят быстро.

Цунено вызывала у Гисэна лишь одно чувство омерзения, и он собирался окончательно порвать с ней всякие отношения. Он надеялся услышать от Гию, что дела сестры, мол, не его, Гисэна, забота. В любом случае она не стала бы следовать его, Гисэна, советам, а раз так, можно считать, как думал Гисэн, что у него нет никакой сестры. Он так и написал домой: «Ну правда, все трое – Цунено, Хиросукэ и Хандзаэмон – полные и безнадежные идиоты»[565].

Тем не менее, вопреки доводам рассудка, Гисэн сумел принять меры и помочь Цунено найти новое пристанище[566]. У него был знакомый иглоукалыватель по имени Ядо Гисукэ, иногда лечивший служителей храма Токухондзи, в котором одно время работал Гисэн. Ядо Гисукэ, родом из провинции Дэва, где Цунено прожила пятнадцать лет в первом браке, посочувствовал ей как «землячке с севера»[567]. Они неплохо поладили, чему совсем не приходилось удивляться, так как Цунено всегда привлекала к себе внимание мужчин. Может быть, они вспоминали город у реки Могами, цветы сафлора, лодки с белыми парусами.

Гисукэ был небогат, но согласился нанять Цунено в служанки, по крайней мере временно, на несколько месяцев[568]. Она все еще считалась замужней, но Гисэна не слишком заботило, есть ли у иглоукалывателя какие-то скрытые мотивы. Он просто испытывал облегчение, что нашел человека, согласного взять на себя ответственность за его сестру. «Во всяком случае, теперь она не сможет говорить, что мы никогда ничего для нее не делали»[569], – ворчал он. По его просьбе служители храма Токухондзи одолжили Цунено кое-какие постельные принадлежности. Затем Гисэн предупредил сестру, что при малейшей неприятности тут же отправит ее домой. Но настроен он был отнюдь не оптимистично: «По правде сказать, женщине трудно уберечься от беды. Даже если Цунено удастся избавиться от Хиросукэ и Хандзаэмона, в городе хватает проходимцев. В конечном счете станет она, скорее всего, проституткой у какой-нибудь придорожной канавы»[570].