Первый, случайный, единственный - Анна Берсенева

Она не мечтала, чтобы швейцар в ливрее распахивал перед нею массивные, с золочеными ручками двери старинного особняка, – и не остановилась в замешательстве, когда он это сделал.

Она не мечтала идти по ворсистой малиновой дорожке, прижатой к широким лестничным ступеням сияющими латунными прутьями, – и шла спокойно, не оглядываясь на мокрые следы, остававшиеся от ее галош.

– А номерок? – спросила Полина, когда гардеробщик почтительно взял у нее дубленку.

– Здесь не выдают номерков, – сказал Платон. – Он и так прекрасно помнит, где чье пальто.

Полинина вышитая бисером курточка смотрелась в гардеробе как бедная родственница: на деревянных плечиках висели сплошь длиннющие шубы, вроде той, Антонининой.

У стен просторного, с жемчужно-зелеными стенами, полукруглого зала стояли диваны, на которые всякому нормальному человеку захотелось бы со всего размаху плюхнуться да еще и попрыгать – такие они были большие и даже на вид мягкие. Но, видимо, нормальных людей в зале не было, потому что на диванах никто не прыгал, а те несколько человек, которые сидели на них, просто негромко разговаривали. Лицо одного из сидящих показалось Полине знакомым. Присмотревшись, она поняла, что видела его по телевизору, притом довольно часто, но кто он такой, вспомнить, конечно, не смогла. Да не сильно и старалась.

– Если вы не против, мы пообедаем в каминном зале, – сказал Платон, пропуская Полину перед собою в одну из высоких резных дверей, ведущих из этого жемчужного зала в какие-то другие – видимо, каминные и прочие в том же духе.

Что и говорить, на съемную квартиру, в которой грубые мужики соблазняют неопытных девушек, все это никак не походило! Но все-таки Полине было смешно. Очень уж торжественно он произносил слова «каминный зал», а она-то не испытывала в связи с такими вещами ни робости, ни восхищения.

Камин в зале действительно был, и Полина сразу направилась к столику, который стоял к нему ближе всего. Ей нравилось смотреть на огонь, он завораживал ее не меньше, чем проточная вода. И почему же не посмотреть на него сейчас, где она еще огонь в Москве увидит!

Ресторан был явно респектабельный. Он не был декорирован под подвал или какую-нибудь пейзанскую избу – роскоши здесь не только не стеснялись, но, наоборот, подчеркивали ее. Тусклая бронза, бордовый бархат, приглушенный свет, ослепительно сияющие в этом свете столовые приборы, вереницы похожих на мыльные пузыри бокалов на тонких ножках – все было на высшем уровне.

Сквозь негромкие звуки музыки было слышно, как в соседнем зале постукивают бильярдные шары.

– А это какой ресторан? – поинтересовалась Полина, когда ее спутник уселся напротив нее. – Я у входа не рассмотрела, что за заведение.

– У входа это и не написано, – ответил он. – Это закрытый клуб.

– Для избранных? – уточнила Полина.

– Для элиты, – спокойно ответил он, видимо, не расслышав в ее голосе иронии.

– Странно, что меня пустили, – хихикнула Полина.

– Со мной пустят кого угодно, – так же невозмутимо ответил он.

– А вы элита? – нахально поинтересовалась Полина.

– Конечно.

«Содержательная у нас получается беседа! – подумала она. – Фиг ли я сюда поперлась?»

– А чем вы занимаетесь? – спросила она и чуть не добавила: «Кроме воспроизводства элиты?» – да вовремя прикусила язык.

– Алмазами, – ответил Платон. – Что вы будете есть, Полина? Посмотрите меню. – Он кивнул на большую кожаную папку с золотым тиснением, которую незаметно положил перед нею вынырнувший из полумрака официант во фраке.

Папка показалась Полине немногим тоньше, чем книга якутского эпоса.

– Да что мне смотреть? – пожала она плечами. – Я в ресторане вообще никогда не была, тем более в элитном.

– Никогда не были в ресторане? – удивился Платон – вернее, не удивился, а только произнес слова, которые означали удивление.

– А что вас так изумляет? – усмехнулась Полина. – Думаете, все художники президентов портретируют и в ресторанах питаются?

– Я не знаю, где питаются художники. А изумляет меня то, что у такой девушки, как вы, до сих пор не нашлось мужчины, который сводил бы ее в ресторан, – объяснил он.

– У какой – у такой? – засмеялась Полина.

– У такой оригинальной. В вашем роду не было якутов? – спросил Платон. – У вас интересные глаза.

– Это не якутские, – объяснила Полина. – Это у меня в папу, а у папы в деда, а у того, говорят, в каких-то ордынских ханов, хотя где эти ханы, а где московский профессор! Ну, видно, мощные гены оказались, раз через пару сотен лет пробились. А почему вас это интересует?

– Потому что каждый человек гордится своей национальностью. И мне интересно узнать, какой национальностью гордитесь вы.

– Да никакой не горжусь, – пожала плечами Полина. – Как это можно национальностью гордиться? Ну, правда, если больше нечем… Так чем нас будут кормить? – спросила она, чтобы не продолжать разговор про национальности, который ей казался глупым, а Платону, судя по всему, важным.

– Можно попробовать омара, – предложил он. – Ведь вы, конечно, никогда не пробовали?

– Вот омара не надо, – отказалась Полина. – Я фильм видела – его какими-то щипцами едят, потом еще руки в лимонной воде моют, одна возня, а сам он на вкус, наверное, типа обыкновенной креветки, да?

– Да. – По его лицу наконец мелькнуло какое-то подобие улыбки. – Вы очень непосредственная девушка.

– Вы мне лучше жареное мясо закажите, только побольше, – сказала Полина. – Можно даже кабана на вертеле или еще что-нибудь такое. А то я проголодалась.

Пока Платон делал заказ, она обвела взглядом зал. Что публика здесь элитная, можно было догадаться и без пояснений. За соседним столом сидел мужчина, в котором даже Полина не могла не опознать знаменитость – телезвезду Олега Несговорова. Он, судя по всему, уже пообедал – пил кофе из крошечной фарфоровой чашечки. Его трудно было не узнать, очень уж характерное у него было лицо: красивое, до картинности мужественное, со знаменитым на всю страну изломом темной брови.

Правда, Полина его, может, и не узнала бы, несмотря даже на звездную бровь, потому что телевизор смотрела редко, тем более политические программы, одну из которых он как раз и вел. Но Несговоров был замечателен тем, что когда-то был влюблен в Женю, и даже, может быть, не когда-то, а до сих пор. Во всяком случае, он совсем недавно предлагал ей перейти к нему на первый канал и сулил при этом златые горы.

Полина своими ушами слышала – вернее, подслушивала из комнаты, где играла с Ванечкой, – как на кухне Юра говорил Жене:

– Зря ты отказываешься. Первый канал, вечерний эфир… По-моему, об этом можно только мечтать.

– По-твоему – это по-какому, по-докторскому, что ли? – засмеялась Женя. – Какой специалист по телемечтаниям выискался!