И телом, и душой - Екатерина Владимирова

— Жениться?! — вскричал Максим, подскакивая к отцу. — Ты с ума сошел?!

— Не забывай, с кем разговариваешь, молодой человек! — с непроницаемым лицом выдал тот.

— Прости, — бросил Максим сквозь зубы. — Но то, что ты предлагаешь…

— А что ты думал, я могу предложить?! — вскричал отец. — Аборт?! Об этом не может быть и речи!

— Почему?! — с вызовом спросил Максим. — Этот ребенок не нужен ни мне, ни ей!

— Ты не прав, Лена хочет этого ребенка, — возразил Колесников-старший.

— Хочет?! — изумленно воскликнул Максим. — Ей всего девятнадцать, она сама еще ребенок… Она не может… Она… Черт! — схватился за голову, передвигаясь по кабинету стремительно и резко, из угла в угол, как загнанный зверь. — Она это специально сделала?! Все заранее спланировала, да?!

Ярость ослепила глаза так сильно, что Максим, не задумываясь, с размаху ударил кулаком по стене, ощущая, как боль пронзает руку.

— Не перевешивай всю ответственность за произошедшее на нее! — возмутился отец, получив от сына разозленный взгляд. — Ты виноват во всем не меньше, чем она!

— Она солгала мне, что принимает таблетки, — выдавил Максим, стискивая зубы. — Она обманула меня.

Вновь втемяшил кулак в стену и закрыл глаза.

А он ей так верил… Как никому никогда не верил уже много лет. Ей поверил, а она…

— Если бы ты хотел, то позаботился бы о том, чтобы принять и другие меры предосторожности, — заявил отец запальчиво. — Если не сделал этого, значит…

— Ты хочешь сказать, что во всем виноват я?! — возмущенно воскликнул Максим, отскочив от стены.

— А ты хочешь всю вину и ответственность возложить на нее?! — в тон ему возмутился Колесников-старший. — Она и так была в шоке, когда узнала! Она боится тебе говорить об этом.

Максим навис над отцом с непроницаемым лицом, горящими гневом глазами и поджатыми губами.

— Я не женюсь на ней, — выплюнул он сквозь зубы.

— Ты не можешь оставить ее одну в такой ситуации, — заявил отец ему в лицо. — Ты мужчина, а не мальчик! И ты — мой сын! Ты должен отвечать за свои поступки!

— Я не обещал ей того, что женюсь, — жестко выдавил он, глядя на отца сощуренными от злости глазами.

— Ты только что сказал мне, что будешь с ней, что бы ни было!

— Это было до того, как я узнал…

— Ты не имеешь права ее бросить, сын! — вскричал Александр Игоревич, ткнув сына пальцем в грудь.

Максим перевел взгляд на свою грудь, потом посмотрел на отца, пронзая его яростным взглядом.

Отошел от него, сжимая руки в кулаки, и выдавил из себя:

— Зато она имеет право так поступать с нами, правда?!

— Она тебя любит.

— С людьми, которых любят, ТАК не поступают! — закричал Максим, не сдерживаясь. — Ты понимаешь это?! Так не поступают. Обманывают, предают… Я верил ей, понимаешь?! — воскликнул он в отчаянии. — Я сто лет уже никому не верил! А ей поверил! И она отплатила мне… ложью и предательством!

— Она изумлена не меньше тебя, Максим… — попытался возразить Колесников-старший.

— Я. Не. Женюсь. На. Ней! — выдавил Максим жестко. — Я сказал, значит, сказал!

Слова упали между ними разверзнувшейся пропастью.

Глаза в глаза они смотрели друг на друга, каждый отстаивая свою правду.

Пока один из них не заявил, решаясь на отчаянный, безнравственный поступок:

— Если ты не женишься на ней, то можешь перестать считать себя моим сыном.

— Что?… — изумленно воскликнул Максим. — Вот как, значит?! — глаза его почернели.

— Мужчины семьи Колесниковых не поступают подобным образом, Максим, — твердо заявил отец. — Ты должен признать, что совершил ошибку. Пришло время расплачиваться!

Что ж, расплата не заставила себя долго ждать.

С того дня на протяжении девяти лет каждый день подряд…

Ее они с Леной тоже разделили на двоих.

Кровь у камня не взять, тишину не поджечь.

Кто бы мне подсказал: чем я мог нагрешить?!

В бесполезности всех незаконченных встреч

Вновь и вновь понимал: «Без Нее не прожить…»

Елена Горина

Ему нравилось, как она выглядит. Он наслаждался каждой минутой, каждым мгновением, когда имел удовольствие наблюдать за ней, оторвавшись от нудных и скучных бесед со своими партнерами и обратив внимание на нее.

Она стояла у противоположной стены, около столиков с закусками и разговаривала со знакомыми, улыбаясь и изредка небольшими глотками выпивая шампанское.

Черный шелк обтягивал ее точеную фигурку второй кожей, подчеркивая все изгибы тела, а золотистые локоны, поднятые в высокую прическу, лишь вдоль ушей струились по щекам.

В этот вечер он не настаивал на платье, предоставив ей право выбора. И выбор был сделан гениальный.

Он не мог оторвать от нее взгляд. Такой он никогда еще ее не видел.

Максим с зажатым в руке бокалом стоял у противоположной стены и наблюдал за ней. Она знала, что он смотрит на нее, наверное, уже прожег бы взглядом, будь это возможно, но не подавала виду, лишь изредка бросая на него быстрые взгляды из-под опущенных вниз ресниц.

А ему нравилось, как она краснела, когда он посылал ей улыбку.

Ему нравилось, как дрожали ее губы, когда она улыбалась, отвечая на вопрос или вставляя реплику в беседу.

Нравилось, как локоны светлых волос дрожали, когда она наклоняла голову вниз или набок.

Нравилось, как тонкие пальцы сжимали хрусталь бокала и слегка подрагивали.

Ему нравилось, что эта женщина принадлежит ему.

Ему нравилось осознавать, что знакомые сейчас, возможно, спрашивают ее о том, кто он такой. А она отвечает с гордостью, без стеснения — муж.

Невольно улыбка расплылась на его лице, разгладились складочки на лбу и переносице.

Муж… Такое короткое, но такое емкое слово. Как много вложено в него, если подумать!

Разве он когда-то мог даже просто представить, что будет рад тому, что это слово, произнесенное из ее уст, будет так много значить для него?!

Тогда, годы назад, когда ему казалось, что мир рухнул, что все вокруг враги, что близкие и дорогие, те, которым он верил, от которых не ждал предательства и обмана, он не верил в то, что такое возможно — радоваться тому, к чему его принудили, заставили, не оставили право выбора. Разбили вдребезги все былые уверения и поставили в тупик громогласным заявлением.

А сейчас…

Максим поднес бокал к губам и осушил его одним глотком.