Макошин скит - Евгения Кретова

– Чего…

Вошедший не договорил. Пройдя на середину комнаты, витиевато выругался.

– Какая из них та, что для Сергей Сергеича?

– Вот эта, – Млада не знала, на кого указала настоятельница, но от самого разговора у нее похолодело в желудке.

Снова мужской голос:

– Она хоть жива?

– Да что с ней станется… Хватит лясы точить, светает скоро. Девок надо вывезти, эту Сергей Сергеичу передадим…

– Вот такую? С башкой перебитой? – сомнение в голосе мужчины.

– А ему с ней детей не крестить и с лица воду не пить! – Ефросинья прикрикнула на него. Но тут же взяла себя в руки, заговорила в прежнем тоне: – Поторапливайся, Матвей, не вводи во грех.

Мужчина заворчал. Млада услышала, как по комнате что-то проволокли. С ужасом догадалась, что это Карина и Аделия. Впилась зубами в костяшку указательного пальца, чтобы не закричать. Аделия сказала ей, что там, в гостевого домике, ждет помощь. Если выбраться сразу, как только Ефросинья покинет дом, то она успеет добежать до домика и сказать, что происходит – главное, не выскочить раньше времени.

Этот человек, Матвей, и Ефросинья не на руках же понесут два бесчувственных тела? Наверняка у них есть машина. Она знает, где стоянка, они с послушницами и дрова оттуда разгружали, и воду привозили им, и тяжелые мешки с мукой и крупами. Она проведет очень быстро. И успеет спасти и гадалку, и подругу.

– Веревку-то дай, – снова неприветливый мужской голос.

– Так я уколы вон сделала, довезем, не очухаются…

– Очухаются-не очухаются. Неси сюда!

– Так нет у меня… Лента клейкая есть, погоди.

Она поспешила в закуток, Млада ахнула от неожиданности, вжалась в кирпичную кладку – Ефросинья притормозила, прислушалась. Но Матвей поторопил:

– Долго ждать тебя?! Вроде говорила, что света́ет скоро, поторапливаться просила, а сама ходишь, как сонная муха…

Настоятельница вздохнула, направилась к нему. Млада прислушивалась к звукам в комнате, не смея дышать, раз за разом напоминая себе, что гадалка просила ее не высовываться и позвать на помощь. Насторожилась, когда в комнате повисла пауза.

Связывая руки Аделии он задел пальцем крепление закрепленного на ее теле датчика. Заметив странный предмет под пальцами, выпрямился. Приподняв край водолазки девушки, обнаружил две тонкие пластинки, закрепленные на теле. На одной отчетливо выделялось уплотнений – миниатюрный микрофон.

– Ты кого притащила, дура? – голос Матвея стал жестким.

Ефросинья подошла ближе, заглянула через его плечо, замерла.

– Что это? – спросила.

Матвей посмотрел на нее с издевкой:

– А это у нее спросить надо было прежде, чем наркоту колоть… – он подбоченился, шумно выдохнул. Наклонился, чтобы рассмотреть внимательнее датчики, перевернул Аделию на спину, потом снова на живот. – Вот тут, верней всего микрочип, видишь толстую бляху под ребрами, значит, запись пока на ней… Наследила ты, Елена…

– Я наследила?! – взвилась женщина. – А кто вообще все это придумал?! – она резко замолчала, Млада даже через расстояние чувствовала, с каким презрением она смотрела на Матвея. – Сволочь ты, Матвей, трусливая…

– Поговори мне еще…

Он снова шумно выдохнул, посмотрел за окно: над лесом уже появилась едва заметная малиновая полоса поднимающегося солнца.

– Торопиться надо.

Ефросинья закусила губу, посмотрела на Аделию, ее голос дрогнул:

– Что делать-то, Матвей? Они знакомы… Эта сразу ее узнала, Аделией назвала.

Мужчина снова вернулся к своему занятию, пробормотал:

– Хорошо, что спят девоньки. Время подумать есть, – он деловито перекусил липкую ленту, заклеил девушке рот. – Эту, которая с датчиками, убирать надо. На середину реки и концы в воду. Что со второй делать, пока не знаю.

– Агату Сергей Сергеичу я уже почти подготовила, – Ефросинья засуетилась, принесла из закутка одеяла, кинула на пол. Матвей привычно упаковал девичьи тела, по очереди закрутил в одеяла, закрепил скотчем. Подельницу слушал рассеянно, все больше думая о том, что дальше делать. – Я и сейчас уверена, пойдет она на договор с Сергей Сергеичем. Скажу, что Аделия эта принесла магнитофон и записала голос призрака, что не поняла она просто.

– А разбитый висок как ей объяснишь? – Матвей усмехнулся.

– Упала она, от прозрения души повело голову…

Матвей тихо засмеялся:

– Ну и мастерица ты врать… За то тебя и взял в дело… – Он выпрямился, проверил крепление на одеялах. – Так, потащили их до машины. Давай, я за верх, ты под ноги бери… И тихо, чтоб не разбудить никого!

Они подняли первый сверток, с Кариной:

– Ох, тяжела, – выдохнула Ефросинья и выпустила ноги девушки, те с глухим стуком ударились о пол, заставив притаившуюся Младу вздрогнуть и еще сильнее вцепиться зубами в костяшку указательного пальца. – Не донесем мы…

Матвей вернул ношу на пол, выпрямился:

– Предлагаешь чего?

– Ады́га позвать. Он глухой, по-русски не понимает. Я его печь позвала вчера проверить в кухне … Бужу?

– А вопросы задавать будет?

– Да юродивый он, говорю же! – Ефросинья раздраженно всплеснула руками. – Довезем до развилки и скажу возвращаться в скит. Мои девки как раз проснутся, откроют ему.

Матвей окинул взглядом два тюка, прикинул: надо и дверь закрыть и калитку отпереть и багажник в машине придержать. Лишняя пара крепких и молчаливых рук точно не помешает.

– Буди.

* * *

Когда все стихло, Млада долго не могла пошевелиться, все ждала, что Ефросинья снова вернется. По щекам текли слезы, девушка давилась ими, сглатывала собственный страх. Рука давно затекла, боль иглами входила в ключицу, ломала ребра. То, что заставило девушку очнуться – это металлический привкус на губах и онемение в пальце: оказалось, она прокусила кожу. Сейчас указательный палец посинел и припух, а фаланга огибал прерывистый след от собственных зубов и сочился кровью.

Млада подождала еще немного и осторожно перевернулась на живот. Неслышно выползла из-под топчана, прислушалась – в домике Ефросиньи было тихо. Прижала к груди черный корпус сотового.

Приподняв голову, покосилась на дощатую поверхность – когда они прятались под топчан, на нем лежал ворох старых одеял. Млада еще отметила про себя, почему они так неаккуратно брошены и такие грязные, будто в них картошку перевозили, – это сильно не было в духе настоятельницы.

Снова почувствовала, как под сердцем кольнуло: сейчас на топчане осталось одно небольшое, сложенное вчетверо одеяло.

Не поднимаясь, ползком, передвигаясь на локтях, продвинулась за занавеску и, затаив дыхание, выглянула из-за угла.