Искусство провокации. Как толкали на преступления, пьянствовали и оправдывали разврат в Британии эпохи Возрождения - Рут Гудман

Начиная с Авиценны (персидского ученого, чье более точное имя звучит как Ибн Сина; он умер в 1038 году), большинство мужчин – медицинских писателей пользовались древнегреческими, римскими и арабскими источниками, в которых утробу называют чем-то вроде канализации, которая выводит токсины и грязь из женского тела в форме менструальной крови. В одном тексте 1586 года, например, говорится: «Все врачи согласны в том, что утроба подобна сточной канаве». Древние религиозные верования также утверждали, что женщины во время менструаций «нечисты» и в их присутствии сворачивается молоко, скисает вино, запотевают зеркала и «портится» слоновая кость. В официальную христианскую доктрину эти верования не входили, но они были распространены среди широких слоев населения. Впрочем, на самом деле согласны были не все врачи: травник Николас Кульпепер, в частности, в «Руководстве для повитух» (1651) написал, что «авторы расходятся во мнениях». Уже Томас Рейнольд, автор первого трактата по гинекологии на английском языке, «Рождение человечества» (1545), считал, что в менструации самой по себе нет ничего грязного. «Я не знаю у женщин никаких тайных выделений, которые они должны от кого-либо скрывать; ни одна часть женского тела не более и не менее отвратительная, чем мужская», – писал он.

Томас Рейнольд был практикующим врачом, который перевел основную часть своего текста с немецкого языка, но он вносил дополнения и поправки в тех местах, где его знания и представления отличались от авторских, и это положительное, пусть и очень защищающее, отношение к женской репродуктивной системе как раз было одним из таких изменений. Николас Кульпепер, размышлявший в том же ключе, что и Рейнолд, аккуратно изложил два противоположных аргумента. Одна группа врачей считала менструальную кровь «ядовитой», концентрированной смесью различных отходов жизнедеятельности и ядов. Немалая часть их практики заключалась в том, чтобы обеспечивать регулярное и полное выделение менструальной крови, ибо даже следовые ее количества могли привести к печальным последствиям для физического и душевного здоровья женщины. Они предлагали различные лекарства, которые «вызывали женские истечения» (эти лекарства, кстати, часто содержали абортивные средства вроде болотной мяты). Тем не менее господствующая медицинская теория одновременно утверждала, что во время беременности та же самая менструальная кровь перестает вытекать из организма, потому что она требуется для выкармливания ребенка через пуповину. Более того, после рождения менструальная кровь перерабатывалась в материнское молоко и продолжала служить питанием для младенца. Два этих медицинских «факта» заставили других врачей утверждать, что сама по себе кровь не может быть «ядовитой», но «вредна лишь в изобилии», то есть когда ее слишком много или слишком мало. То, что это «изобилие» наступало довольно часто, считалось еще одним непреложным фактом, и даже Кульпепер, который выступал за то, что женская репродуктивная система сама по себе совершенно здорова, был с этим согласен. Если менструальная кровь смешивалась с «плохими влагами» или «слишком надолго задерживалась в теле», она «портилась» и вызывала «тяжелые симптомы».

Врачебный дневник Джона Холла (зятя Шекспира) показывает типичную работу врача-мужчины с пациентками. Для издания он подготовил истории болезней девяноста трех пациенток, четырнадцать из которых лечил от проблем с менструациями; примерно у половины он диагностировал слишком обильные истечения, у другой половины – слишком слабые. Если очень грубо говорить, то оба типа «расстройств» он лечил чистками кишечника; при лечении собственной дочери он записывал, сколько раз у нее был стул после каждой дозы. Такой высокий процент менструальных проблем в выборке пациенток говорит нам о том, что Джон Холл активно искал такие случаи, а во время консультаций почти всегда задавал вопрос, как дела с «истечениями». Он словно ожидал проблем в этой области. Его дочь, например, страдала от «конвульсии рта», но курс лечения в основном строился вокруг восстановления месячных. Выздоровление было тесно связано с возвращением менструаций. Неважно, считал ли врач менструальную кровь ядовитой или нет: общее ощущение, что месячные и все, что с ними связано, опасны, пронизывало все общество.

Врачебные дневники Саймона Формана демонстрируют похожее мышление. Немало его пациенток было женщинами. Его практика основывалась на смеси астрологии, общепринятой тогда галеновской медицины и алхимических работах Парацельса. Согласно анализу историка Лорен Кассел, в 44 процентах записей Формана о пациентках упоминается репродуктивная система, с особым акцентом на «остановку матки из-за сгущения влаг» (скопления менструальной крови); в результате он даже написал трактат на эту тему. Астрологические карты и наблюдения «различных женщин, страдавших от подобных проблем», а также прочитанные медицинские тексты привели его к выводу, что большой процент женских проблем со здоровьем – и физическим, и умственным, и эмоциональным, – в конечном счете сводится к проблемам с очищением утробы. В рамках собственных исследований он даже записал невероятно редкие для той эпохи женские мнения о менструации. «Я провел тщательный опрос среди серьезных матрон, повитух и других, чтобы узнать, избавляется ли матка от того, что получает от мужчины несколько раз за месяц, или нет. И они сказали мне, что да, она освобождает себя от всего, что получила от мужчины, и испускает ветры (подобно желудку) из вульвы». Эта маленькая частичка практической информации, что семенная жидкость не хранится в утробе в течение месяца и, соответственно, менструальная кровь не полна гнилого семени, не содержалась ни в одном из медицинских текстов, которые читал Форман.

Подобное понимание (и непонимание) природы менструаций привело к неприятию и отвращению к теме в немедицинских кругах. Одной из реакций на такое положение дел стало нежелание вообще эту тему обсуждать. Когда один викарий, Амброз Вестроп, упомянул с кафедры «вопросы, связанные с женскими выделениями», прихожане решили, что он осквернил «таинство проповеди», и сильно оскорбились. Во время секвестраций 1643 года это стало одним из основных поводов для смещения его с должности. Публичные дискуссии женских телесных функций, особенно в таком контексте, были совершенно недопустимы.

Но в основе подобного отвращения лежало не только беспокойство из-за физического разложения, якобы свойственного менструальной крови. Во внимание нужно было принимать также религиозные и духовные коннотации. В XVI–XVII веках вся женская репродуктивная система считалась пораженной особенным духовным позором, связанным с дочерьми Евы. Адам, конечно, тоже согрешил в Эдеме, но его грех считался менее порочным, и, соответственно, мужчины были запятнаны меньше. Отпадение человечества от Божьей благодати считалось виной Евы, которая соблазнила Адама. Для тех, кто не рос в христианской, иудейской или исламской культуре, идея, что человек, нарушивший закон («не ешьте яблоки»), менее виновен, чем человек, заставивший его нарушить закон, кажется довольно странной, но с исторической точки зрения мощь этой интерпретации недооценить невозможно. Религиозные мужчины всех мастей и в самых разных формах заявляли, что женщины особенно склонны к греху, моральным упущениям и ошибочным суждениям потому, что происходят от Евы. Словам и действиям женщины нельзя доверять. За женщиной всю жизнь должны следить отец, братья и муж – так считало подавляющее большинство населения. Женщины, окруженные подобными посланиями с самого детства, принимали и обычно активно поддерживали этот анализ. Женственность низка и подозрительна, а менструации – сама суть отличия женщины от более сильного и чистого мужчины.