Руины Арха - Олег Фомин

Нити прижимают руку к пистолету-пулемету. Если бы удалось снять с предохранителя, нажать на крючок… Возможно, поток пуль разорвал бы кокон на ноге.

– Глупая букашка, – говорит лорд. – Все равно сожру. Но брыкайся, брыкайся…

Пых!

На плите перед лицом вспыхнуло белым, я увидел… смышь. Самая обычная смышь. Что ей тут нужно, дурочке? Заблудилась…

Смышь подбежала к моему носу. Зверек обнюхивает, усики щекочут.

Пых! Еще смышь. Напротив живота. Подбегает, коготки царапают по белым веревкам. Смыши забрались на меня, бегают шустро, как тараканы по булке хлеба.

Пых! Третья, у ног. Прыг – на меня.

– Что за мерзость? – возмутился лорд.

Вокруг меня рождаются вспышки, одна за другой, смыши прыгают со всех сторон. Кольцо вспышек горит вокруг меня как спираль лампы дневного света, из этого кольцевого телепорта меня накрывает серая лавина. Смыши бегают по мне вдоль и поперек, чувствую, как пружинят тысячи лапок, тело согревается, писк словно звон быстрой речки.

– Да как смеете! – взбесился лорд.

Лицо в смышах, как под текучей маской. На нас со всех фронтов несется волна пауков, в авангарде мелочь, за ними крупные. А еще десант с потолка. Сейчас похоронят, размажут…

Пых!

Вспышка ослепила, будто рванула сверхновая. Но стало тише. Вернее, остался писк смышей, а паучьего копошения не слыхать…

Открываю глаза, белизна отступает неохотно. Моргаю…

Лежу, но чувствую, свободы стало больше. Смыши скачут по мне толпой, но суеты в них теперь меньше.

Ого! Да они не просто бегают. Резцы грызут, а когти царапают мои путы. Не успел я поверить в происходящее, а конечности уже могут шевелиться, смыши не только порвали, но и счистили паутину с одежды.

Зверьки разбегаются, а я оглядываю, куда меня телепортировали.

Тупик коридора, самый обычный. За тем исключением, что смышей здесь почти так же много, как пауков в там, откуда меня вытащили.

А рядом, на высокой плите, обособленно, как царь на троне…

Смыш.

Тот, кого я когда-то спас. И кто спас меня и Бориса от Тьмы, осветив путь. Ни с кем не спутать, крупнее собратьев, ему бы родиться крысой. И похоже, он здесь главный.

Лорд смышей.

Черные бусинки смотрят на меня, и я улыбаюсь.

– Малыш…

Я поднялся на колени, чаша ладоней подплывает к краю плиты, смыш переползает ко мне, подношу к лицу.

– Ты не забыл, – прошептал я. – Все это время… помнил.

Смыш обнюхивает мой нос, трется о кончик, ощущаю тепло слабого, но частого дыхания.

«Друг», – прозвучало в голове.

Я погладил зверька, ладони прячут, как раковина прячет жемчужину, прижимаю к сердцу.

Друг…

Слово, как детонатор, воспламенило ассоциации с Борисом. В памяти мелькают наши походы, привалы, сражения… И все, как волна о риф, разбивается о картинку, где он уходит, оставляет меня на съедение пауку-королю.

Нет!

Я мог признать, что Борис предал. Но возненавидеть – выше моих сил. Равносильно смерти, от которой мой маленький друг только что спас. Выдержу предательство хоть десяти Кать, но только не того, кто в первые минуты моей жизни в Руинах подобрал и спас. Кто заменил друга, учителя и отца.

Ну вот, я спасен. И что?

Плазма на спине, пистолет-пулемет на поясе. Охотиться умею. По логике, должен взять себя в руки, уйти подальше от паучьего гнезда, хотя понятия не имею, где оно, и попытаться найти какой-нибудь город. В одиночку.

А где-то, тоже один, будет бродить Борис. Искать для хозяина жертв. Теперь должен водить их каждый день вереницами, иначе лорд сожрет его. И выбора нет, под плащом пауки, ментально связаны с хозяином. Малейшее ослушание, и они взорвутся.

Наверное, это ад, когда под черепом вроде мобильника, который не выключить, которым управляет другой…

Вот почему мы бродили так долго!

Борис тянул время. Не давал попасть в логово хозяина. Если Руины чувствительны к мыслям руинцев, может, и неприятности, что нам попадались в пути, как-то вызваны подпольной волей Бориса, чтобы те нас задержали. Может, и в культ попали не просто так.

Хозяин ужесточил над Борисом контроль, тот, наверное, не способен не только на лишнее движение – лишней мысли подумать не смеет. Добыть для хозяина человечину – и все.

Я снова приблизил смыша к лицу, наши взгляды проникли друг в друга, в черных капельках вижу два своих лица, их выражение как на мордочке смыша. Такое же искреннее. Я буду говорить, что думаю, а он готов внимать.

– Дружок, спасибо, что спас, – сказал я. – Но я не могу уйти без него. Ты помнишь, как я спас тебя. Помнишь, ведь поэтому спас меня…

Мысленные образы он усваивает лучше слов, я напряг память, оттуда поплыли картинки, звуки, ощущения: вот бедный смыш пытается выбраться из-под плиты, но хвост придавлен намертво… Вот пытаюсь поднять плиту руками, но тщетно… Из рюкзака вылезает монтировка, вновь тужусь, и плита медленно, но отпускает хвостик, смыш вспыхивает, и я радуюсь его свободе…

«Друг!» – эхо в мозгу.

– Да, понимаешь, – улыбнулся я. – Пойми и вот что. Я – как ты под плитой, с прижатым хвостиком, а Борис – это я с монтировкой, над плитой, поднимаю ее… И так между мной и Борисом было много раз. Загляни мне в голову…

Я наморщил лоб, и хлынула река образов: Борис утаскивает меня из корижора… отдергивает, когда я чуть не шагнул в стеклотину… вытаскивает из сердца комароя… ловит за руку, когда я соскользнул с карниза над пропастью… моментов не счесть, слились в бурный поток, он разогнался, и приходится остановить, чтобы не опьянеть.

– Борис – друг, понимаешь? Друг!

«Друг! – отозвался комочек шерсти. – Друг друга!»

– Да, да, – закивал я. – И теперь он в беде. Сейчас он – как ты.

И я представил Бориса, крошечного, его плащ придавила плита, пробует вырваться, зовет на помощь, но плита слишком тяжелая…

– Я должен его спасти, малыш. Все равно пойду за ним. Он друг. Но один не справлюсь, малыш. Знаю, прошу слишком много, но…

Закончить не решаюсь. В самом деле прошу много. Бросить вызов армии пауков во главе с их лордом, верная смерть. Пойду ли за Борисом, если смыш откажет? Сомнения причиняют почти физическую боль. Тогда представляю, что решился. И боль отпускает. Объял страх, но боль исчезла. Будто на крепость посыпался град стрел, но пожар внутри потушен.

«Спасти друга!» – раздалось в голове.

Смыш вспыхнул, ладони опустели, но правое плечо потяжелело. Зверек потерся усиками и мехом мордочки о край моего подбородка.

«Спасти друга!»