Счастье Зуттера - Адольф Мушг

— Пожалуйста, принесите стул, — попросила Виола, поддерживая Зуттера.

Спортсмен по фамилии Зутер мигом принес табуретку и подхватил Зуттера с другой стороны, помогая ему сесть. Зуттер обеими руками вцепился в сиденье табуретки, знакомой ему по прежним временам.

— Врача! — крикнул Джон или Оскар. — Позовите профессора Нигга!

Услышав эту фамилию, Зуттер встал.

— Не надо, уже прошло.

В вестибюле повисло тревожное ожидание. К группе подошел мужчина лет сорока, тоже в тренировочном костюме, и скользнул взглядом по Виоле.

— Эмиль! — крикнул он. — Что ты здесь делаешь?

Зуттер узнал главного редактора своей газеты.

— Вернер, — с трудом улыбнулся он, — пожалуйста, идентифицируй меня.

Казалось, только встревоженное настроение окружающих помешало главному бурно выразить свою радость. Но даже нескрываемый намек на нее оказал свое действие.

— Это наш человек, он пишет отчеты о судебных процессах. По крайней мере, писал много лет подряд, — быстро поправился он. — Эмиль Гигакс, или Зуттер, один из самых значительных мастеров нашего дела. Он каждый год приезжал в Сильс, когда тут еще был пансионат. Приезжал с женой. — Он внимательно оглядел Виолу. — Пансионата больше нет, Эмиль, его продали. Теперь это центр для проведения заседаний — или станет им. Оскар Гензелер, наш Джон, — молодой владелец центра.

— Фройляйн Баццелль умерла? — спросил Зуттер.

— К сожалению, — подтвердил главный редактор, — к сожалению, да.

— Вы по-прежнему желаете снять комнату? — заботливо спросил Джон или Оскар.

— Да, — ответил Зуттер, — пожалуйста, номер двадцать один.

Прежде чем молодая администраторша застучала по клавиатуре, молодой шеф сказал:

— Мы это уладим. Могу я пригласить вас на чашку кофе, господин Гигакс? И рюмку хорошего коньяка?

— Я подожду в машине, — сказала Виола.

— Нет, мы пойдем вместе. — Зуттер взял ее за локоть и в тот же миг почувствовал, что она прижалась к нему.

Столовая. Угол, где он сидел с Руфью. Столы покрыты уже не белыми, а красно-бурыми скатертями. Там, где стоял рояль, на стене висела наполеоновская геральдическая композиция с буквами EU посередине, огромная, как охотничий трофей. Два длиннющих обеденных стола, переводчицы в костюмах песочного цвета. Кофеварка. Горы чашек и тарелок, блюда с печеньем, люди, работающие челюстями, они держат чашки или подносят их ко рту, разговаривают или громко смеются. И почти все в разноцветных спортивных костюмах. А Серайна все это время была уже мертва, а в его с Руфью комнате жил некий господин Фёгели. Был тут уже и какой-то Зутер.

— Господин федеральный советник! — проговорил Хензелер, и тот возник, точно вырезанный из газеты, улыбался во все стороны, на нем тоже был тренировочный костюм, светло-зеленый. «Конфликт — это наш шанс, — услышал Зуттер его слова. — Festina lente, и: Кригель, такие пятна не выводятся!»

Все время кивая головой, Зуттер слушал, что рассказывал ему Хензелер, который тоном верховного главнокомандующего заказал для Зуттера и Виолы кофе и собственноручно налил в рюмки арманьяк. Зуттер повернулся к окну, из которого открывался вид на небольшой сарай, который любила Руфь: если бы дом мог быть кошкой, ею стал бы именно этот сарайчик. Перекосившееся строение все еще было на месте, глядя на него сверху, злилось и слепило глаза солнце. А они все стояли, Зуттер и Зутер, Виола и Хезелер, профессор Нигг и федеральный советник, и помешивали кофе в своих чашках.

— Сахар? Молоко? — спросил Хензелер.

— Спасибо, — отказался Зуттер, но продолжал помешивать свой кофе. Вооруженных охранников больше не было видно.

— У нас министр все еще может свободно передвигаться, вести себя так, как он привык, — сказал Хензелер, — мы гордимся этим.

Фройляйн Баццель в марте попала под машину, со смертельным исходом. Это была личность! Ее племянник, единственный наследник, работал в Базеле на фармацевтическом предприятии и дружил с Морицем. Мориц Хальперин, консультант по вопросам экологии, креации, а с недавнего времени и наррации, искусства повествования. Маленький пансионат был сокровищем, пока его вела тетушка Баццелль, но без нее превратился в ничто, в скрипку без звучания, в дом с привидениями, который эти привидения покинули. В таком виде он не даст тебе ничего, — сказал Мориц Хальперин внучатому племяннику, ремонт не привлечет богатых клиентов, зато оттолкнет прежних, сделавших дом нерентабельным. Продай его нам, мы его перестроим, сделаем из него центр по проведению семинаров, лучше места не придумаешь, тут бывали Ницше, Гессе, Адорно, Томас Манн, отсюда исходит энергия, и если страна в чем-то и нуждается, так это в энергичном толчке. Самое подходящее место, чтобы поведать стране ее новую историю. У старшего Хальбайзена в апреле были Heart Condition, проблемы с сердцем, April is the cruellest month[51], он еще раз чудом избежал смерти, но когда он увидел по монитору, как они расширяют ему артерии, он понял: Швейцарии нужен мозговой центр! Следующей весной мы все перестроим, соблюдая правила охраны исторических памятников, используя все ухищрения Cyber World, кибернетического мира, привлечем самых выдающихся архитекторов, Хензелер сразу упомянул Шлагинхауфа! Но почему нельзя запустить семинар сразу, спросил племянник, провести его с шиком, пока готовится проект, использовать прекрасные старые помещения в их настоящем виде, извлечь выгоду из ауры, объявить об осенней программе в Интернете? Narrating the World from the Top of Switzerland![52]Этой весной мы начнем с Европы, раз мы не можем ее купить, придется сперва продать себя ей. Расскажем ей, кто мы такие! Вот тогда сразу и почувствуем: именно такие мы и есть! Сейчас мы уже в середине процесса. Уже на первый семинар записалось втрое больше желающих, чем можно было принять. Знаете, Зуттер, чем мы занялись в первый день? Книгой регистрации гостей старой доброй Серайны Баццелль. В ней ведь сконцентрировано полвека европейской истории. Каждый участник берет одну запись: фамилия, профессия, происхождение, время пребывания, замечания, и потом рассказывает нам историю. Кому не хватает фантазии, тот попадает в не знающие жалости руки госпожи Цапф, это наша специалистка по психодраме. И тогда вице-директор компании Шелл вживается в образ воспитательницы художественного вкуса из Букстехуде. Начальница отдела кадров из Новартиса — в образ датского индолога. Предприниматель из Геризау — в образ еврейской пары из Вены. Кантональный советник-христианин — в образ голландского антропософа. Иногда это граничит с неприятным допросом, потом все становится иначе, задевает за душу, вызывает то плач, то смех, да такой, что животики надорвешь, то сердитое рычание. Но в конце концов дело доходит до рассказа. То, о чем рассказывают, проникает в самое сердце. Мы учимся говорить о совершенно чужих людях от собственного лица. Мы с удовольствием раскрываем чужие судьбы. Ваше поколение, господин Зуттер, нуждается в этом. Это для него словно глубокий мышечный массаж. Мы начинаем переживать кое-что из того, что миновало нас в жизни. Но тем не менее сидит в нас, в нашей крови, мешая нормальному кровообращению. Иногда мы просто рты разеваем от удивления, слушая у камина тетушки Серайны разного рода откровения. О личных страданиях, о европейских конфликтах. Мы все знаем, что это такое, и теперь переживаем их вместе с рассказчиком. Наконец-то и мы имеем к этому отношение! Господин федеральный советник приехал и остался, отказался от запланированных встреч, он все еще здесь. Вчера темой была книга регистрации гостей. Сегодня мы медитируем. Об изречениях на балках. Под руководством знатока дзен-буддизма, которого мы срочно вызвали из Шотландии, он уроженец Ааргау, прилетел самолетом. Это наше правило: на этот раз швейцарцы рассказывают нечто швейцарцам. Мы говорим о Европе, находясь в своем кругу, и вдруг Европа оказывается среди нас. Тогда недоверие к ней улетучивается, и мы вдруг чувствуем, что мы тоже часть Европы. Ах, если бы вы были сегодня с нами! Как мы молчали! Так что балки изгибались от напряжения. И фразы становились частью глубокого молчания. Говорящего молчания. Ибо даже своим молчанием мы о чем-то говорим. Настроение после этого было празднично сдержанным, оно все еще остается радостным. И каждый день — гость-сюрприз. Отшельник из сельского кантона Цуг. Федеральный советник из Тургау. Послезавтра — житель Кандергрунда, различающий запахи воды. На завтра была запланирована ведьма из Лауфенталя, но она отказалась. Мы на нее рассчитывали, так как в программе на завтра история Хензеля и Гретель из сказки. Мы разыграем ее по ролям. Знаете что, господин Зуттер? Будьте нашим гостем-сюрпризом! Ничего не понимаете в сказках? Но ведь сказки рассказывают все! Ваша восхитительная спутница — чем не сказка. Мы очень ценим ваш приезд к нам. У вас есть пожелания относительно гонорара? Номер в «Вальдхаусе», как у федерального советника? Или лучше в гостинице «Марнья»?