Железный ветер - Игорь Николаев

Таланов стукнул прикладом в тонкую броню, из люка высунулся чумазый башенный стрелок. Капитан не стал перекрикивать шум, молча изобразив ладонью дугообразный жест. Стрелок так же молча кивнул и нырнул обратно. Скрежет передач Таланов услышал даже через броню, машина развернулась вправо, съехала с серого полотна дороги и, покачиваясь на неровностях почвы, двинулась по широкой дуге, огибая затор. Капитан оглянулся, проверяя, не застрял ли кто-то на обочине, все-таки мотоцикл, пусть и высокой проходимости, — не бронеавтомобиль на усиленной подвеске. Но мотоциклисты последовали за командиром. Таланов поймал взгляд Басалаева, майор восседал в коляске второго мотоцикла, с пулеметом в обнимку, отчасти смахивающий на недовольного стриженого медведя.

Где-то через полкилометра конвой вернулся на дорогу. Равнина с ухоженными рощицами и немногочисленными производственными зданиями заканчивалась, они въезжали в пригород, застроенный одно- и двухэтажными домиками. Таланов обратил внимание, что пока не видит каких-то значимых следов войны — разрушений, развалин. Однако на всем окружающем словно лежала печать запустения, потерянности. Дома казались серыми, пыльными, большая часть была заброшена, окна скалились мутными осколками выбитых стекол. Немногочисленные жители передвигались, сгорбившись, низко склоняя головы, словно прячась от небесного ока. И почти исчезли беженцы.

Впереди расположилась остановка автопоезда. Небольшой куб из бетона, выкрашенный в симпатичный светло-желтый цвет, разрисованный на мотивы тропического леса — джунгли, пальмы, обезьяны на лианах. Наверное, постарались местные жители, судя по аляповатости рисунков и пренебрежению пропорциями и реализмом — дети.

На широкой каменной скамье у посадочной площадки сидел ребенок, девочка лет семи-восьми, закутанная в бесформенную кофту («Да, осень, холодно», — машинально подумал Таланов.), в шерстяной шапке, надвинутой по самые брови. Она просто сидела в неподвижном молчании, провожая каждую проезжавшую мимо машину немигающим взглядом темных глаз. В тонких пальцах, красных, покрытых мелкими царапинками и цыпками, девочка сжимала куклу. Очень красивая, дорогая даже на первый взгляд игрушка, наряженная в пышное алое платье с оборками и лентами, неприятно и жутко контрастировала с самой девочкой и всем окружением.

Автопоезд, ребенок…

Виктор, в нарушение всех правил безопасности, шел рядом с их вагоном. Шел, не слушая визгливого пересвиста сигнала, пока тягач набирал скорость, всматриваясь в родные лица. Марина терялась в глубине купе, ее он не видел, но две улыбающиеся, смеющиеся детские рожицы прилипли к широкому окну, расплющив носы о стекло. Веснушки, растрепанные волосы, милые, любимые лица…

Таланов отвернулся, стиснув зубы, в глазах затуманилось, словно он смотрел на мир сквозь искажающие линзы. В горле застрял едкий, жгучий ком, мешающий вздохнуть.

Капитан не видел, как один из гвардейцев на ходу выпрыгнул из коляски мотоцикла, подбежал к девочке, торопливо сунул ей в руки какой-то сверток и побежал догонять отряд.

«Надо было бы пресечь», — подумал Басалаев. Казенный пайковый шоколад дан для того, чтобы солдат сохранял боеспособность. Это не лакомство, а вместилище калорий, и раздаривать его нельзя. Может быть, именно этой вот плитки, частицы заключенной в ней энергии не хватит бойцу, чтобы выиграть доли секунды и прикончить врага первым. Но сейчас уже поздно, да и время поджимает. Майор глянул на часы, половина пятого.

Как обычно, он не чувствовал страха, но все же ощущал, как броня выдержки постепенно дает трещину. Этот вызов был слишком значителен, чтобы воспринимать его как все предыдущие — со спортивным азартом, верой в свои силы и ожиданием безусловной победы.

«Визгун» промчался очень низко, буквально прижимаясь к крышам домов. Промелькнул, сопровождаемый уже знакомым и даже привычным гулом, похожим скорее не на визг, а на тысячекратно усиленный шелест разрываемой бумаги. Сзади донесся гром, Таланов резко повернулся и успел увидеть опадающее пламя далекого разрыва — оранжевый всполох, по-своему даже красивый на фоне подступающих сумерек. Капитан прикинул, что задержись они в дорожном заторе — сейчас как раз попали бы под воздушный удар.

Была ли это случайность или самолет навел тайный наблюдатель? Сколько их еще могло прятаться по углам?

Вопрос не праздный. Таланов надвинул шлем поглубже, а затем и вовсе спустился вниз, в чрево бронеавтомобиля, лязгающее, гремящее, пропахшее бензином и маслом.

Обогнав небольшую группу из трех ветхозаветных пушек, влекомых такими же старинными тракторами со здоровенными паровыми котлами, десантники наконец углубились в Барнумбург, продвигаясь по бульвару Маркса.

Город рос от окраин к центру, поэтому плавный подъем высоты зданий был виден невооруженным глазом и завораживал специфической красотой архитектурной геометрии. Барнумбург готовился к обороне — кавалькада миновала несколько полупостроенных баррикад на перекрестках, кругом царила деловитая суета прифронтовой зоны — «Жемчужина Европы» становилась зоной боевых действий.

И все же до полного торжества дисциплины и армейского порядка было далеко. Десантников никто не пытался остановить, проверить документы или выяснить принадлежность. Отряд лишь провожали взглядами, изредка — жестами, не то напутствуя, не то предостерегая. Чем дальше гвардейцы отдалялись от окраин, приближаясь к центру, тем меньше становилось вокруг людей. Город пустел на глазах, это и настораживало, и пугало одновременно.

Только на последнем контрольном пункте их тормознули. Через смотровую щель Таланов обозрел самодельный шлагбаум из грубо сколоченных жердей, огневую точку из мешков с песком, замаскированную фанерными щитами. Дозор несли всего три человека, угрюмые, заросшие щетиной мужики в годах, одетые в странную смесь форменного и гражданского. Оружие у них, впрочем, было вполне современным — крупнокалиберный «Дегтярев-Штольц» и самозарядные карабины.

— Тормозим, — произнес Таланов в микрофон рации. — Вкруговую.

Он откинул люк и быстро выкарабкался из машины. Кругом слышался топот — десантники споро занимали позиции для отражения возможной атаки. Басалаев чуть задержался, выбираясь из коляски, не приспособленной для его габаритов. Мужики без энтузиазма, но и без особого интереса наблюдали за этими передвижениями, только пулеметчик как бы невзначай положил ладонь на кожух ДШК.

Таланов сделал было шаг навстречу постовым, чувствуя спиной настороженное внимание своих бойцов, готовых прикрыть командира.

— Позвольте, я. — Басалаев выдвинулся вперед и как ни в чем не бывало шагнул к посту. Обменялся несколькими словами на немецком с главным, постовые ощутимо расслабились. Басалаев достал из кармана маленькую фляжку, взвесил ее в широкой ладони и пустил по кругу среди новых собеседников. Снова произнес что-то по-немецки, перешел на быстрый французский, затем опять по-немецки переговорил с пулеметчиком. Энергично пожал руки всем троим и вернулся к автомобилю.

— Это последний дозор, — сообщил он. — Дальше, как поэтично выразился мой новый друг, зона хаоса. С полчаса назад оттуда пришло несколько ландверовцев, по их словам, район, что нам нужен, пока свободен, но там все кишит местными клошарами и уже встречаются дозоры вражеских бронегрупп. Надо спешить.