Осколок Тунгусского метеорита - Наталья Александрова

– Действительно пришла в себя! – удовлетворенно проговорил узкоглазый. – Ну что ж, это хорошо!

Маша застонала и прикрыла глаза – не от боли, от отчаяния.

Она-то думала, что со смертью Рустама все ее страдания кончатся, она хотела начать новую жизнь, купить новую мебель, обновки присматривала… Все оказалось не так. Теперь ее преследуют эти узкоглазые страшные люди. Они убили Рустама, они убили Виктора, они способны на все.

– Что вам от меня нужно? – повторила она.

На этот раз ее голос прозвучал твердо и уверенно.

Она поняла, что не сдастся, не позволит никому распоряжаться своей судьбой, своей жизнью. Черт с ним, с Рустамом, Виктора жалко – ни за что человек пострадал, но с ней они так просто не справятся.

– Да, она действительно пришла в себя, – раздался в комнате еще один голос – жесткий и скрежещущий, как металл на морозе. – Настолько пришла в себя, что вообразила, будто у нее есть своя воля!

Обладатель морозного голоса появился в поле зрения Маши.

Это был мужчина с такими же узкими и загадочными глазами, как у того гибкого убийцы, который привез ее сюда – но Маша при всем желании не смогла бы сказать, сколько ему лет. Сначала он показался ей глубоким стариком, но потом неуловимо помолодел, так что ему вполне можно было дать лет тридцать. И снова постарел…

И вся его внешность была такой же неуловимой, как возраст. Если бы Маша отвернулась или закрыла глаза – она не смогла бы описать этого человека. Ну, разве что его загадочные узкие глаза… все остальное было неуловимо – только черное пятно на сетчатке, черный силуэт…

Загадочный человек тоже разглядывал Машу. Не только ее лицо, не только ее внешний облик – девушке показалось, что он заглянул прямо в ее душу, увидел все ее сокровенные мысли, все мечты и надежды…

– Ты хочешь, чтобы все кончилось, – проскрежетал холодный голос. – Что ж, это возможно. Может быть, все действительно кончится – для тебя, и ты сможешь жить обычной жизнью. Только для этого ты должна мне кое-что отдать.

– Что? – спросила Маша слабым, тусклым голосом.

– Ты знаешь, что! – проскрежетал страшный человек.

И Маша поняла, о чем он говорит.

Она вспомнила старинный сундук в потайной комнате и спрятанный там загадочный предмет. Металлическое яйцо, внутри которого сокрыта невиданная, безграничная сила, живая молния. Эту вещь тщательно спрятала и долго хранила прежняя хозяйка квартиры Ксения Павловна. А Маша ее нашла. С помощью кота Тунгуса. Или просто судьбе было так угодно.

Вот о чем он говорит.

Вот что нужно этому человеку.

И тут же в Машиной душе вспыхнул протест.

Она не отдаст этому человеку чудесный артефакт! Он не имеет права обладать этой живой молнией! Ишь чего захотел, шаман недоделанный!

Черный человек мгновенно почувствовал ее внутренний протест, ее сопротивление.

– Ты вообразила, что обладаешь своей собственной волей… – повторил он своим скрежещущим голосом, склонившись над Машей. – Это не так. У тебя нет своей воли. Ты будешь говорить и делать только то, что я тебе прикажу, только то, чего я захочу!..

И в самом деле, девушка почувствовала, как его власть, его воля проникают в ее сознание, в ее душу, сжимают ее, как железные клещи сжимают податливую заготовку…

И на какой-то миг ей показалось, что это хорошо, что это прекрасно – не иметь собственной воли, не иметь собственных мыслей, собственных желаний. Этот человек умнее, сильнее ее… пусть же он все за нее решает… пусть он за нее думает… самой решать, самой выбирать путь – это так мучительно, так тяжело… гораздо легче переложить эту заботу, эту ответственность на кого-то другого…

Маша почти утратила свою личность, свою душу, почти растворилась в чужой воле, в чужом сознании.

Где-то в дальнем уголке ее души остался последний слабый уголок сопротивления, последний тусклый уголек затухающего костра – но вдруг этот уголек вспыхнул ярче, разгорелся, и его пламя распространилось, как лесной пожар.

Она поняла, где таится источник этого пламени, источник этого сопротивления.

В тот миг, когда она открыла загадочное металлическое яйцо, в тот миг, когда она выпустила из него живую молнию, выпустила на свободу спрятанный внутри артефакта сгусток энергии – она вступила с ней в контакт.

Да, поняла она внезапно, эта шаровая молния была не просто сгустком энергии – она была сгустком мыслящей энергии, энергии, наделенной собственной волей. Волей, куда более мощной, чем та, которой наделен загадочный человек с узкими восточными глазами и скрежещущим голосом…

Тогда Маша испугалась и закрыла металлический контейнер, спрятала внутрь живую молнию – но тот контакт, который возник между ними, не пропал, он остался, тонкой, едва ощутимой ниточкой связывая ее с могучим чуждым разумом, с могучей чуждой волей.

И сейчас эта воля понемногу переливалась в нее, давая ей силы, чтобы противостоять узкоглазому человеку.

И он почувствовал это, отшатнулся, как от удара, его лицо перекосилось.

– Что?! – проскрипел он с ненавистью и удивлением. – Ты смеешь сопротивляться? Откуда… откуда в тебе взялась эта сила?.. Да нет, не может быть… где тебе противостоять моей воле!

Он снова шагнул вперед, склонился над Машей и запел какую-то странную, дикую, первобытную песню. Точнее, не песню – ведь в песне должны быть слова, а здесь была только мелодия, унылая, как тоскливый волчий вой…

Маша увидела бескрайнюю равнину, занесенную снегом. Тут и там из-под снега виднелись чахлые деревца. И по этой равнине след в след бежала стая волков.

Черной цепочкой двигались звери по белой равнине, и время от времени один из них запрокидывал голову к тусклому зимнему небу и издавал тоскливый, безрадостный вой…

И такая тоска, такая безысходность была в этой древней песне, что Маша постепенно начала исчезать, растворяться в ней, сливаться с этой бескрайней снежной равниной…

Вдруг она почувствовала на себе чей-то недобрый, пристальный, неотступный взгляд. Она напрягла остатки воли, прислушалась, пригляделась – и увидела на холме посреди равнины еще одно существо, еще одного зверя – большого, некрасивого, неуклюжего и непобедимого зверя с толстыми сильными лапами и страшными когтями, зверя, покрытого густой белой шерстью.

В этом звере словно воплотилась тоска и безысходность бескрайней зимней равнины, ее тысячелетняя непобедимая сущность – голод, страх, бесконечные просторы…

Маша знала, как зовется этот зверь, словно какой-то голос проговорил внутри ее души:

– Белая росомаха!

И этот зверь пристально наблюдал за ней, ждал того мига, когда она окончательно сдастся, растворится в чужой воле, чтобы наброситься на нее, растерзать, вырвать из груди сердце…

Нет, она не сдастся, не станет безвольной жертвой, бессильной добычей этого зверя!