Девятый - Артем Каменистый

— Боялись, что я умру? Но это не так уж печально — свидетели перед королем поклянутся, что слышали мой приказ уходить из Талля, и ничего вам король за это не сделает. Так ведь?

— Разве только в этом дело… До короля еще добраться надо…

— Доберемся — недолго уже осталось до границы.

— Дан, скажите: а вам не кажется странным, что нас никто не трогает?

— Вы о чем? О погани? Не так просто атаковать обоз на переходе — у них могут возникнуть проблемы с убежищами на ночь, да и сил у нас достаточно: три десятка дружинников конных, и ополченцев умелых около двух с половиной сотен. Да и неумелые сгодятся — у бакайцев даже женщины при необходимости могут за копья взяться.

— Дан, это земли погибели. Убежищ здесь хватает — на нашем пути обязательно должно несколько оказаться. Мы оставляем за собой такой след, что его даже лесной бездарь без труда разглядит, — они прекрасно знают, где мы. Но почему-то не трогают. А ведь мы не за стенами — даже в лагере очень уязвимы. Должны напасть — просто обязаны!

— Вы хотите сказать, что их устраивает наше поведение?

— Это не я говорю — это и без слов уже всем понятно. Их устраивает то, что мы направляемся к броду: ждут нас там. Люди волнуются из-за этого. Если это и тайна, то не доводите дело до бунта: скажите — может, нам навстречу выйдет помощь? Вы каким-то образом связались с офицерами короля? На что вы вообще рассчитываете? Пока не дошло до беды, хоть как-то поясните свою беспечность — ведь пятнадцать сотен народа в западню ведете. Простите за прямоту, но так многие думают.

Да уж… Пожалуй, придется мне начать колоться… Нет, полной правды даже одному человеку не скажу. Страшно очень — вдруг не сможет себя сдержать, и тогда мой план провалится из-за одного болтуна.

А если я умру? Если опять болезнь эта накинется и доведет дело до конца? Они ведь все погибнут или, если повезет, отделаются большими потерями. Женщины в длинных, путающихся в ногах юбках; грудные дети, рожденные в надежде на спокойную жизнь; древние старики, которых сумели спасти во время бегства с Бакая. Вряд ли им удастся пережить подобное вновь…

Полторы тысячи человек…

Нет, не скажу. Со мной у них будет хоть намек на шанс, а без меня, похоже, ничего не светит — даже Конфидус не сможет себя не выдать. Мою тайну придется держать в себе до конца. И не просто держать — я даже думать про такое боюсь и сны страшные отгоняю, чтобы не проболтаться при этом. План мой глуп, авантюрен до невозможности и наверняка грандиозен по наивности. Хотя, судя по нынешнему поведению погани, вероятно, имеет шанс на успех, она искренне верит, что мы простые бараны, покорно идущие на заклание, и пылинки сдувает на дороге, чтобы нам ничто не мешало шагать к воротам забойного цеха. Вся туда стягивается — встречать собирается в полном составе, чтобы никто не ушел.

Тем хуже будет для нее. Или для меня… пока что очень смутно представляю наш последний шаг к спасению.

И вообще до сих пор не уверен в своей правоте…

— Конфидус, я не все рассказываю.

— Мы догадываемся.

— Большой брод, к которому мы идем, — там вот-вот начнется наступление.

— Король решился устроить вылазку на другой берег?

— Да, ему известно про несколько убежищ.

— Зачем тогда наступать в смутную неделю? Непонятно мне…

— Он не будет наступать — он просто захватит брод. Помните, там, на вашей карте, старые военные лагеря обозначены? Вот на их линии он собирается держать оборону — уже на правом берегу. Погань догадывается, что королевские войска знают про некоторые убежища, но им неизвестно, про какие именно. Если они сразу не выдавят армию назад, то придется отступать от реки, оставляя все, иначе их поодиночке будут давить днем. На этом весь расчет строится.

— Уж очень заумно как-то… Это где же король такие силы возьмет, чтобы устроить подобное? Для погани брод очень важен — много ее там, и в смутную неделю она особенно опасна.

— Кенгуд верен своей тактике — отвлекает врага в десятках мест, а потом наносит главный удар там, где никто не ждет. Сил и правда немного будет, но этого хватит — погани в районе брода не так уж много сейчас, и такого она не ожидает.

— Вот оно что… И вы думаете проскочить при этом?

— Погани не до нас будет — сами понимаете.

— А откуда вы об этом узнали? Это правда, что стражи умеют мыслями обмениваться на дальние расстояния? Хотя и не верится — про ваших много глупостей говорят.

— Насчет мыслей врут, хотя способы передавать сообщения мгновенно есть. Причем далеко.

— Не поведаете?

— Понимаю вашу любознательность, но сейчас не время. Обещаю — если выберемся, много чего интересного расскажу. Мне нравится ваша иридианская тяга к новшествам — сам в душе такой. Вот, к примеру, взрывчатое зелье и колья, запускаемые из керамических сосудов в незащищенное брюхо бурдюка. Почему не поставить такой сосуд на станок для баллисты? Насыпать побольше порошка — и выпустить твари в лоб?.. Пробьет ведь.

— Не выйдет ничего — разорвется сосуд, если в глину утрамбованную его не вкопать. Да и в ней разрывается часто.

— А если сделать его из бронзы? Отлить? С толстыми стенками?

— Ну… кол все равно далеко не полетит да и кувыркаться будет — врежет боком, и все.

— А если сделать кол тонким, бронзовым, с оперением, как на стрелах? Только не гусиные перья, а металлические пластинки?

Конфидус призадумался, хмыкнул:

— А знаете, что-то в этом есть: интересная мысль — стоит как-нибудь проверить.

— У меня таких мыслей очень много.

— Как замечательно, что мы встретились! — обрадовался епископ. — Скажите, Дан, а какой вы веры? Я понимаю, что ваш орден декларирует свободу вероисповедания, но все же тяготение к единой церкви наличествует. Вы тоже с ней?

— Конфидус, можно маленькую просьбу?

— Разумеется, можно.

— Давайте обойдемся без религии и тем более без агитации за переход в лоно вашей церкви. Останемся приятелями. Считайте, что я неверующий и менять этого не собираюсь.

— Без веры человек ущербен, — еретик не сдавался.

— Я похож на ущербного?

— Ну что вы, Дан, я не хотел вас оскорбить.

— Значит, вопрос закрыт — о вере больше ни слова.

Ставя точку в разговоре, Зеленый крякнул, затем начал зловеще шипеть, потихонечку раздуваясь и поглядывая налево. Повернувшись туда же, я заметил:

— Попугай разволновался — где-то там погань.

— Надо быстрее в лагерь возвращаться и прийти с дружиной, — занервничал епископ.

— Зачем торопиться? Солнце уже поднялось — можно самим посмотреть.

— Дан, наши жизни слишком ценны, чтобы ими рисковать.