Альбигойские войны 1208—1216 гг. - Николай Осокин

Каждый католик, обоего пола, должен был непременно избрать себе духовника и исповедовать перед ним все свои грехи по крайней мере раз в год, соблюдая установленное покаяние (по канону XXI). Каждый, если на нем не лежит духовного запрета, должен по крайней мере раз в год приобщиться к Святым Таинствам под опасением отлучения от Церкви и лишения достойного христианина погребения. Каждый должен советоваться в делах совести со своим духовником. Сами духовники должны исповедоваться или у своих старших, или у священника постороннего прихода. Родство, даже в четвертой степени (по канону L), признавалось препятствием к браку.

Принимая на себя чисто государственные обязательства, папа на этом же соборе подготовил основания для инквизиционного судопроизводства, вошедшего впоследствии в светский, гражданский и уголовный кодекс (канон VIII).

Вместе с тем папа хотел, чтобы католическое духовенство при той безграничной деятельности, которая предназначалась ему, было достойно своей жизнью обязанностей, возлагаемых на него. На епископах отныне лежал долг улучшать нравственное состояние клира, безапелляционно им подчиненного; в наказаниях они пользуются неограниченными правами (канон VII). Поведение духовных лиц расписывалось со всеми подробностями (каноны XIV и XIX) – для них был воспрещен пестрый цвет одежды, они отрекаются от всяких удовольствий, в обязанностях богослужения они должны быть особенно искусны (канон LIX). При кафедральных церквях для проповеди должны быть особые ученые магистры, которые учат клириков богословским наукам, а при епархиальных церквях – доктора богословия, которые учат самих священников «Писанию и душевному спасению» (канон XI).

Иннокентий, мало расположенный к монахам, запретил им брать в руки деньги без разрешения аббата (канон VI). Он не только не хотел утвердить новых монашеских орденов – доминиканского и францисканского (вопрос об утверждении которых в то время был насущным), но даже постановил, что никто впредь не может основывать особого ордена, а всякий новый монастырь должен подчиняться одному из прежних уставов (канон XIII).

Сохранив за собой право вмешиваться в светскую юрисдикцию, духовные лица не должны произносить смертных приговоров, им было запрещено присутствовать при казнях. Они не должны ни под каким видом делать хирургических операций, в которых приходится прибегать к прижиганиям и ампутациям, они должны избегать одного вида человеческой крови.

Стараясь поставить духовное сословие вне влияния дурных человеческих страстей, собору следовало обратить внимание на симонию, особенно сильную в женских монастырях. Она была запрещена во всех ее видах (каноны LXIII–LXV). Цены, придуманные епископами за посвящение и за раздачу мест, были строго запрещены, так же как и торговля при монастырях священными предметами, особенно мощами и таинствами (каноны LXII LXV, LХVI).

Епископы отныне могли пользоваться отлучением лишь в силу самых крайних причин, и притом с особою осмотрительностью (канон XLVII). Зато духовенство не подлежало светской юрисдикции (канон XLII), оно не приносит мирянину присягу верности, иначе как за земли (канон ХLIII), в своих бенефициях оно может не исполнять приказаний сюзеренов (канон LХIV).

Доходя до всех мелочей церковной и практической жизни, проникая в частный быт семейств, предписывая, например, особые одежды евреям и сарацинам в отличие от христиан (канон LХVIII), в то же время снисходительно дозволяя евреям занимать общественные должности, если только эти должности не подчиняют им христиан (канон LХIХ), собор был беспощаден только относительно еретиков, то есть альбигойских дуалистов, составлявших большинство в тогдашней оппозиции.

Мы заметили, что первый канон намеренно приводит ортодоксальное исповедание католической веры, чтобы тем дать средство предотвратить заблуждение и увлечение альбигойством, о котором не упоминается здесь ни единым словом, с целью показать, что собор считает для себя унизительным вступать в полемику с еретиками. Вся эта полемическая статья имела скрытый смысл, каждая ее фраза была направлена против известных положений дуалистического богословия. Тут говорится о трех лицах единого Бога: Бог – единое начало всего существующего, мира, духа, тел, ангелов, людей, дьявола, демонов. которые если некогда и были равны с ангелами, то погубили себя по собственному произволу; далее – о воплощении Сына, о двух природах его, о его крестной смерти, воскресении, вознесении и втором пришествии, о будущем суде живых и мертвых, о Церкви и таинстве причащения, о крещении, которое имеет такую силу, что впавший в грех после совершения таинства, исполненного с раскаянием, может снова обратиться к Церкви; наконец, о том, что не только девы и целомудренные, но одинаково и состоящие в браке, истинной верой и доброю жизнью угодившие Богу, могут достигнуть вечного блаженства[192].

Не вступая в полемику с альбигойцами, собор в следующей же статье опровергает заблуждение калабрийского монаха Иоахима Флорского, этого мистика и визионера XII века, учителя Томаса Мюнцера и всех современных ему немецких утопистов, увлекшегося пантеизмом и религией чистого духа. Его ересь не имела ничего общего ни с альбигойской, ни с рационализмом вальденсов; ее даже нельзя назвать ересью в смысле учения систематического, так как она была плодом напряженных мечтаний порывистого, недовольного формальностью и буквой религии ума, в туманных видениях грезившего о будущем царствии, ожидавшего после всемирного пожара золотой эры счастья и свободы.

Собор напал на этого мечтателя по поводу его сочинения «О единстве или троичности Церкви», направленного против Петра Ломбарда, сторону которого принял Иннокентий, открыв в учении Иоахима четвертое лицо Троицы[193]. Открывая таким образом мнимое противодействие там, где его вовсе не было и где оно, во всяком случае, не могло быть опасным, собор из какого-то чувства гордости не хотел вспоминать про учение альбигойцев, которое между тем не переставало занимать его более всего.

Это обстоятельство показывает, какую магическую силу продолжало иметь альбигойство, представляя собой что-то демоническое даже в то время, когда на Лангедок уже обрушились все грозы Рима.

Зато в третьем каноне собор предписывает ряд карательных и предупредительных мер против еретиков вообще, и уже одни эти меры показывают, что опасность существовала, что оппозиция еще грозила Риму из Лангедока и что относиться к ней тоном победителя было несколько несвоевременно.

«Все подозреваемые в ереси, – так гласит соборный канон, – лишаются своих светских прав, и бальи (королевские наместники) облагают их штрафом». Если они из духовных лиц, то предварительно лишаются своего сана. Имущество единомышленников ереси конфискуется, если они лица светские; если же духовные, то оно отдается той церкви, собственность которой оно составляло прежде. Тот, кто заподозрен в ереси, отлучается и, если в продолжение года он не может оправдаться, будет признан еретиком. Светские власти должны принести присягу в том, что откажут в покровительстве законов тем, кто будет признан еретиками; иначе их следует принудить к тому мерами церковной дисциплины. Епископы отлучают таких непокорных государей и князей и доносят папе о тех, кто будет упорствовать в продолжение года, тогда папа объявит их вассалов освобожденными от вассальных обязанностей и принадлежащие им земли отдаст первому католику, который захочет ими воспользоваться. Новый владелец будет владеть новоприобретенными землями без всяких препятствий, он обязан только очистить свои владения от еретиков. Те, кто примет участие в крестовой войне с еретиками, получат отпущение, какое постановлено за походы в Палестину. Все альбигойцы, так называемые «верные», их соучастники и защитники отлучаются, если в продолжение года не принесут покаяния; тем самым они объявляются неспособными к общественным должностям, к свидетельству и судебным делам, они не могут составлять завещаний и получать наследства. Никто не должен защищать их – если они из рыцарей, то их честь не признается, если из судей, то их приговоры не имеют силы, если из духовных лиц, то лишаются всех прав своего сана и своих земель. Лишение всех гражданских прав для них настанет с того времени, как обнародованы их имена, и если кто тогда будет иметь с ними общение, тот тоже отлучается; священники ни в каком случае не должны давать им Святых Тайн, не допускать к церковному погребению; запрещается уделять для них милостыню. Запрещается публичная и частная проповедь светским лицам, которые незаконно, без разрешения католического епископа, под видом благочестия, присвоили себе это право, – в этом заключался намек на обычай вальденсов, никому не возбранявших проповеди.