Людовик XIII - Екатерина Глаголева

Договор с Соединенными провинциями было решено продлить. Новый договор был заключен 8 февраля 1635 года: французы и голландцы должны были направить в Бельгию армии по 30 тысяч солдат. Если Бельгия восстанет и провозгласит независимость, новое государство будет пользоваться покровительством обоих союзников, если же нет — они поделят завоеванные земли.

Успехи французской дипломатии надо было отметить. В Лувре шла подготовка «Балета торжеств», и король, как обычно, был поглощен этим процессом. Однако прежде балета в Париже разыгрался совсем другой «спектакль».

Гастон Орлеанский находился в столице, и в среду 14 февраля Людовик пригласил его в Лувр вместе с Пюилораном, чтобы присутствовать на репетиции балета, представление которого было назначено на воскресенье. Пока шла репетиция, Ришельё обедал у канцлера Сегье в обществе принца Конце и нескольких финансистов; за столом находились также дю Фаржи и дю Кудре-Монпансье, фавориты Гастона. Кардинал вызвал их поочередно для некоего разговора, после чего оставил ужинать. Папский нунций Болоньетти, из донесения которого известны подробности этой истории, отмечает, что за столом фаворитам принца достались очень неудобные места. По окончании трапезы Ришельё заявил, что потратил слишком много денег в этом доме, и выразил желание отыграться. Кардинал — картежник? Это было пикантно. Игра началась. Но тут явился посланец короля — сказать его высокопреосвященству, что государь ожидает его в Лувре, чтобы узнать его мнение о балете. Ришельё ответил, что счел бы величайшей честью принять это приглашение, если бы не обсуждал сейчас дела его величества с финансистами. «Обсуждение» продолжилось. Однако вскоре в дверях возник другой гонец, заявивший, что король не станет танцевать, если его высокопреосвященства не будет в зале. Вероятно, это была вторая условленная фраза. Кардинал и принц Конде тотчас встали из-за стола и пошли к своим каретам. Спускаясь по лестнице, Ришельё просил финансистов удовлетворить требования господина дю Кудре-Монпансье, которые он находит справедливыми, и пообещал скоро вернуться. Дю Фаржи он взял с собой в карету. После отъезда его высокопреосвященства канцлер усадил финансистов и дю Кудре-Монпансье в другую карету, где те обсудили все денежные дела, предоставив фавориту принца крупную сумму.

Тем временем привратник запер ворота на двойной замок, но гости, поглощенные возобновившейся игрой, этого не заметили. В скором времени прибыл гонец от кардинала, чтобы объявить канцлеру о его возвращении и просить сделать необходимые приготовления, поскольку его высокопреосвященство желает смотреть комедию. Сегье удивился: где он найдет комедиантов в такой час? Да и сцены в его доме нет… Однако приказ кардинала не обсуждается. Тут явился второй посланный — сказать, что для комедии подойдет комната с двумя-тремя декорациями. Канцлер всё понял и собрал своих людей, чтобы устроить «комедию». В тот момент, когда принц Конце с полусотней солдат занял двор особняка, Сегье вошел в гостиную с командиром своей стражи и объявил дю Кудре-Монпансье, что он арестован по приказу его величества.

Кардинал же, прибыв в Лувр, услал дю Фаржи с каким-то поручением; за ним следом пошел капитан королевских гвардейцев и арестовал его. Король находился в обществе Гастона и Пюилорана. «А вот и господин кардинал, — обрадовался Людовик, — можно начинать танцы». Поскольку в этот момент они проходили мимо апартаментов королевы, он предложил брату зайти поздороваться с ней, велев при этом страже никого не впускать. Его высокопреосвященство, оставшийся наедине с Пюилораном, сказал, что ему надо кое-кого повидать, и ушел. К Пюилорану тотчас подошел капитан гвардейцев де Горд и объявил, что он арестован по приказу короля. Пюилорана отвели в комнату, некогда принадлежавшую Люиню, отобрали шпагу и обыскали, найдя у него несколько писем. Пюилоран спросил, арестован ли Месье, и, получив отрицательный ответ, облегченно вздохнул, однако при этом добавил: «Вот уж королева-мать порадуется!» Его родственник де Шарнизе тоже был арестован, но уже без всяких театральных эффектов.

Разумеется, все эти аресты стали полнейшей неожиданностью для Месье. Людовик лично объявил о них брату, предварительно заверив, что любит его, как сына. Гастон сначала подумал, что это наказание за прошлые прегрешения. А как же слово короля? Но Людовик возразил, что слово свое держит, а фавориты принца повинны в новых преступлениях. На это Гастон ответил уверением, что если обвинения в адрес Пюилорана подтвердятся, он покарает его своей рукой. Братья обнялись и расстались. Месье отправился к герцогу де Гизу ужинать с кардиналом Лавалеттом и господином де Бутилье, а после ужина вернулся в Лувр, где всё еще продолжалась репетиция, и танцевал до трех ночи. А Пюилорана отвезли в Венсенский замок…

Собственно говоря, вина на нем была одна: он не сдержал данного Ришельё обещания «разженить» принца. Все как-то забыли о том, что у Гастона есть совесть. Он поклялся перед алтарем Маргарите Лотарингской быть ее защитой и опорой в печали и радости, в болезни и здравии, пока смерть не разлучит их, и не собирался нарушать клятву ради благополучия своего фаворита. Но шел уже 1635 год, а не 1630-й, позиции Ришельё были довольно прочны, и обмануть его ожидания значило подписать себе смертный приговор. Разумеется, требовалось соблюсти приличия, то есть выдумать некую «законную» причину для ареста. Идеальным решением было бы уличить Пюилорана в заговоре против короля. В Брюсселе остался некий господин де Вьёпон, не последовавший за Гастоном во Францию; амнистия на него не распространялась. Он якобы умышлял что-то против Людовика XIII, а Пюилоран вошел с ним в сговор, и если бы не бдительность Ришельё, король не прожил бы и пяти дней. В доме злоумышленника устроили обыск, ничего не нашли, но его это не спасло…

Верил ли Людовик в эти заговоры? Скорее всего да: были прецеденты. Впрочем, в мемуарах маркиза де Монгла (распорядителя королевского гардероба) есть фраза, что мнительные король и кардинал пугали друг друга воображаемыми планами покушения и тем самым свели в могилу один другого…

А «Балет торжеств», в котором танцевал сам король, был исполнен дважды, 18 и 20 февраля 1635 года, в бальной зале Лувра, освещенной восемью сотнями факелов из белого воска и таким же количеством серебряных канделябров с хрустальными подвесками. Музыку для балета написал Антуан Боэссе. В первой картине представали Пьер Ронсар (маркиз Габриэль де Мортемар, обер-камергер) и еще два поэта его эпохи — Этьен Жодель и Реми Белло, роли которых исполняли Пьер де Ниер[45] и Антуан Мулинье, два самых знаменитых певца того времени. Во второй картине Людовика прославляла богиня Сены. В третьей его царствованием восхищались музыканты Античности, прославляя добродетели самого справедливого монарха на земле. Впрочем, они исполняли гротескную музыку; вероятно, это был намек на превосходство современных музыкантов над древними. Далее появлялись Тени умерших придворных в шитых серебром костюмах с павлиньими перьями, рыцари, карлики и кокетки, пастухи, посланники, швейцарцы обоего пола, принцессы и фрейлины, шуты и шутихи. Группа лютнистов изображала небесных музыкантов.