Риф, или Там, где разбивается счастье - Эдит Уортон

Звук ключа, поворачивавшегося в замке, заставил ее вздрогнуть. Она все еще являла собой средоточие страхов, ей казалось, что каждый миг несет угрозу.

Последовала недолгая пауза, затем в прихожей раздались голоса и мощная длань мисс Пейнтер толкнула дверь.

Анна встала, встречая ее:

— Нашла его?

— Я нашла Софи.

— А Оуэн?.. Она видела его? Он здесь?

— Она здесь, в прихожей. Хочет поговорить с тобой.

— Здесь… Сейчас? — И у Анны отнялся язык.

— Она приехала со мной, — продолжала мисс Пейнтер тоном беспристрастной рассказчицы. — Шофер такси был дерзок. Я записала его номер. — Она пошарила в набитом черном ридикюле.

— Ох, я не могу… — вырвалось у Анны; но она взяла себя в руки, вспомнив, что, выдав свое нежелание видеть девушку, рискует раскрыть более серьезные вещи.

— Она думала, ты, наверное, слишком устала с дороги, чтобы встречаться с ней, — если бы не я, она бы не приехала.

Анна быстро вздохнула. Мелькнула мысль, что Софи Вайнер не пошла бы на такой шаг, если бы не случилось что-то более важное.

— Пригласи ее войти, — сказала она.

На пороге мисс Пейнтер обернулась и объявила о намерении немедленно отправиться в полицию, пожаловаться на шофера, затем вышла, и следом появилась Софи.

Один взгляд на лицо девушки показал, что та в самом деле явилась против желания; тем не менее некоторую оживленность ей придавала энергичная решимость, заставившая Анну устыдиться своей дрожи. Минуту они молча смотрели друг на друга, как если бы переполнявшие их чувства не давали им заговорить; затем Анна произнесла, стараясь удержаться на грани резкости:

— Мисс Пейнтер говорит, тебе известно, где Оуэн.

— Да, по этой причине я и просила вас о встрече, — сказала Софи просто, непринужденно и не колеблясь.

— Мне казалось, он обещал тебе… — остановила ее Анна.

— Обещал; но он нарушил свое обещание. Я подумала, что следует сказать вам об этом.

— Благодарю, — неуверенно проговорила Анна. — Он покинул Живр этим утром, не сказав ни слова. Я последовала за ним, потому что боялась…

Она снова замолчала, и девушка докончила за нее фразу:

— Вы боялись, что он догадался? Так он и догадался…

— Что ты имеешь в виду — о чем догадался?

— О том, что вы знаете нечто, о чем он не знает… нечто, что заставило вас радоваться моему отъезду.

— Ох… — простонала Анна. Если бы ей хотелось еще более сильной боли, то сейчас она ее испытала. — Это он сказал тебе об этом? — запинаясь, спросила она.

— Он не говорил, потому что я его не видела. Я держу его на расстоянии — я уговорила миссис Фарлоу не пускать его. Но он написал мне о том, зачем приходил и что хотел сказать, — вот как это было.

— Бедный Оуэн! — вырвалось у Анны. Несмотря на собственные страдания, она почувствовала его боль.

— И я хотела просить вас, — продолжала девушка, — позволить мне увидеться с ним, потому что, конечно, — добавила она тем же странно бодрым голосом, — не могла этого сделать без вашего согласия.

— Увидеться с ним? — Анна пыталась собрать испуганные мысли. — Какой в этом смысл? Что ты можешь ему сказать?

— Хочу рассказать ему правду, — ответила Софи Вайнер.

Женщины посмотрели друг на друга, и Анна отчаянно покраснела.

— Не понимаю, — запинаясь, проговорила она.

Софи помолчала мгновение, затем тихо проговорила:

— Не хочу, чтобы он думал обо мне хуже, чем я того заслуживаю…

— Хуже?

— Да… чтобы он думал так же, как вы думаете сейчас… Я хочу, чтобы он точно знал, что произошло… а затем распрощаться.

Анна в изумлении и замешательстве не знала, что и думать.

— Не будет ли это хуже для него?

— Услышать правду? По крайней мере так будет лучше для вас и мистера Дарроу.

Услышав имя Дарроу, Анна быстро подняла голову:

— Меня волнует только мой пасынок.

Девушка бросила на нее удивленный взгляд:

— Вы же не имеете в виду… вы не собираетесь порвать с ним?

Анна почувствовала, как сжались ее губы:

— Не думаю, что есть смысл говорить об этом.

— Знаю! Это я виновата, что не умею сказать так, чтобы вы меня услышали. Вы говорите иначе, находите нужные слова. Мои слова раздражают вас… я прихожу от этого в ужас и говорю еще бо́льшие глупости. Вот почему недавно я не смогла ничего сказать вам… ничего объяснить. Но сейчас обязана, даже если вы очень этого не хотите! — Она сделала шаг ближе, качнулась вперед тонкой фигуркой в страстной мольбе: — Выслушайте меня! То, что вы сказали, ужасно. Как вы можете говорить о нем таким голосом? Неужели не понимаете: я уехала, чтобы ему не пришлось терять вас?

Анна холодно взглянула на нее:

— Ты говоришь о мистере Дарроу? Не знаю, почему ты думаешь, что, уедешь ты или останешься, это как-то скажется на наших с ним отношениях.

— Вы имеете в виду, что бросили его — из-за меня? О, как вы могли? Значит, вы не любили его по-настоящему!.. И все же, — неожиданно добавила девушка, — вы должны меня выслушать, иначе будете еще больше сочувствовать мне!

— Я очень сочувствую тебе, — сказала Анна, ощущая, будто железная рука, стискивающая сердце, немного ослабила свою хватку.

— Тогда почему вы не выслушаете меня? Почему не попытаетесь понять? Все совершенно не так, как вы себе воображаете!

— Я никогда не осуждала тебя.

— Я думаю не о себе. Он любит вас!

— Мне казалось, ты пришла поговорить об Оуэне.

Софи Вайнер как будто не слышала ее:

— Он никогда не любил никого другого. Даже в те несколько дней… Я все время это понимала… что я его не волную.

— Пожалуйста, ни слова больше! — воскликнула Анна.

— Знаю, вам должно казаться странным, что я все это говорю. Это шокирует вас, оскорбляет: вы считаете меня бесстыдной. Да, это так, но не в том смысле, как вы думаете! Я не стыжусь того, что любила его, — нет; и не стыжусь того, что рассказываю вам об этом так откровенно. Это оправдывает меня… и его тоже… О, позвольте рассказать, как это случилось! Он пожалел меня: понял, в каком я положении. Я знала, что он испытывал ко мне только сочувствие. Видела, что он думает о ком-то другом. Понимала, что это только на неделю… Он никогда не морочил мне голову… я желала хоть раз быть счастливой — и думать не думала, что могу осложнить ему жизнь.

Анна молчала, не в силах издать ни звука. Она едва ли понимала смысл слов девушки, только чувствовала их трагический накал; но сознавала, что стала свидетельницей такой страсти, какой сама никогда не испытывала.