Лазарева суббота. Расказы и повести - Николай Толстиков

Духовное окормление. 1890 г. Худ. Василий Навозов

– Помолимся! – и, осенив себя крестным знамением, запел неожиданно сильным баритоном:

– Богородице Дево радуйся,

Благодатная Марие, Господь с тобою.

Благословенна Ты в женах и благословен плод чрева твоего,

Яко Спаса родила, еси душ наших…..

Читая лекцию, владыка Михаил не пользовался никакими конспектами. Объясняя евангельские сюжеты и притчи, говорил образно, легко и в конце всегда интересовался: будут ли вопросы?

Конечно, они были. Не только по услышанному на лекциях – студентам хотелось побольше узнать и о владыке, о его мировоззренческих позициях, интересах. Ведь многим из нас еще с детского сада, а потом в школе и институте неизменно вбивали в головы, что священнослужители – люди ограниченные, недалекие, «пережитки проклятого прошлого», мракобесы.

Владыка Михаил решительно опроверг эти глупые и злые утверждения. Пример тому – его долгая и замечательная жизнь.

Родившийся и выросший в семье коренных петербургских интеллигентов, свою трудовую деятельность он начал простым разнорабочим. Тридцатые годы. Сказывалось непролетарское происхождение: учиться смог только в вечернем институте иностранных языков, получил диплом преподавателя немецкого языка и переводчика технической литературы. Начал работать в дизельном НИИ, но опять-таки за «происхождение» был выслан из Ленинграда.

Шквал репрессий, нараставший в стране, обошел его стороной. Михаил Николаевич (так звался тогда в миру владыка) в качестве инженера-теплотехника трудился на Урале и в Сибири. И все время заочно учился, овладевал знаниями, окончил энергетический факультет института металлопромышленности.

Удалось вернуться в родной город, где поступил в аспирантуру, защитил кандидатскую диссертацию. В 50-е годы он был доцентом в Ленинградском горном институте.

Кажется, невзирая на трудности и невзгоды, человек достиг немалых высот и… вдруг резкая перемена в жизни – принятие духовного сана.

– Это было моей мечтой с детских лет, – рассказывал нам владыка. – Я увлекался чтением Священного Писания, Святых Отцов, но возможности принять сан все не было. В середине пятидесятых я получил благословение на это митрополита Ленинградского и Новгородского Григория. Он поинтересовался, почему я принимаю сан, будучи человеком, уже утвердившимся на инженерной стезе. Я ответил, что единственная причина – моя любовь ко Господу нашему Иисусу Христу… Моя мать, Вера Николаевна, всегда была глубоко религиозна. Она смело исповедовала свою веру, за что подвергалась насмешкам еще до революции, а уж дальше… Но она была замечательным церковным человеком, любившим Бога и людей. Воспитывала нас, троих сыновей, в строгости, когда же дети болели, была ласкова и заботлива. А вот отец, будучи русским интеллигентом, старался быть «советским» человеком, даже пытался говорить созвучно духу времени, даже кепку носил «а ля Ленин». Но был все равно арестован. В юности очень религиозный, он, как многие тогда интеллигенты – утратил веру и даже участвовал в деятельности безбожников. Из-за этого происходили домашние неполадки, ссоры с верующими членами семьи. Незадолго до кончины отец вновь обратился к вере. Однажды моя мать встретила меня со слезами на глазах: папа пригласил священника, исповедовался и причастился. После этого священник сказал об отце, что он лучший христианин, чем мы с вами. Работа моего отца была беспорочным служением не советской власти, а народу в условиях этой власти…

Однако давнее свое решение о принятии сана оказалось выполнить не так-то просто. Архиереи в условиях хрущевских гонений на церковь боялись рукополагать доцента, автора научных трудов. И только в Вологде епископом Гавриилом он был наконец посвящен в диаконы, а затем и в священники. Заочная учеба в семинарии, потом и в Ленинградской духовной академии, ректором которой он стал после службы на вологодских приходах. Здесь же состоялось его посвящение в епископский сан.

Вскоре владыка Михаил был назначен правящим архиереем Астраханской епархии.

– Это было радостное служение, – вспоминал он. – Народ относился ко мне хорошо. Такое же хорошее отношения я встретил и в Вологде, куда меня перевели в 1979 году. В Астраханской епархии преобладало старое духовенство, пережившее период гонений, в Вологодской же было больше молодых священников. Непросто строились взаимоотношения с уполномоченными по делам религий. Среди них были люди, сознательно старавшиеся причинить вред Церкви. Случались попытки закрытия храмов, но их удавалось отстоять. В обеих епархиях при мне не было закрыто ни одного храма.

И все-таки значительная часть архипастырского служения владыки Михаила проходила уже в период коренных изменений в отношениях между Церковью и государством… В Церковь пришло много новых людей. И это немало заботило владыку.

– Иоанн Златоуст говорил: «Нет ничего ужаснее для Церкви тех периодов, когда нет гонений». В такие периоды в Церковь идет немало людей без духовного настроя, считающих, что в ней можно вести безбедную и не очень трудоемкую жизнь. Перестройка в обществе как раз создала ситуацию, благоприятную и для тех, кто ищет выгод и благ. Но, разумеется, среди тех, кто недавно пришел к служению в Церкви, также много идейных, убежденных, духовных людей, готовых служить, как говорится: «ради Иисуса, а не хлеба куса», ради любви к Богу, приближения народа к нему. Конечно, священнослужитель остается человеком, у него есть семья, материальные интересы, но все это должно носить подчиненный характер.

Беспокоился владыка Михаил и о состоянии духовного образования. На его взгляд, оно носит явно схоластический характер, нужна живая струя, превалировать над всем должно значение Священного Писания, должно быть ясно, что в церковном Предании является Священным, идущим от Божественного Откровения, а что принадлежит человеческому измышлению и если имеет ценность, то весьма относительную.

– Нередко даже от проповедников с амвона можно услышать суеверные рассказы. Нужны усилия, чтобы очистить всю массу дидактического материала от «накипи», не имеющей ничего общего ни со Священным Писанием, ни со Священным Преданием, – объяснял владыка. – Издается литература без надлежащего богословского контроля, без элементарной духовной цензуры. Человек, приходящий в книжный магазин, часто приобретает сомнительные труды. Обрядоверие, суеверие, ложное благочестие принимают языческие формы, захлестывают церковную действительность. Задача Церкви – катехизация! И чтобы проводили ее люди, стоящие на позициях глубокой христианской убежденности и фундаментального богословского образования.

– Владыка, а как вы относитесь к появившимся в последнее время произведениям художественной литературы о прошлом и настоящем Русской Православной Церкви?

– Мыслилось и писалось бы ради Бога, любви к нему, а если так, то ради Бога!

…Вот так, из бесед с владыкой и узнавали мы, великовозрастные студенты, о яркой судьбе одного из старейших иерархов Церкви, доктора богословия, профессора Санкт-Петербургской духовной академии, автора книг, посвященных основному богословию и русской православной церковности второй половины двадцатого века… Кроме духовного училища, владыку Михаила приглашали читать лекции в педагогический и политехнический институты, уезжал он преподавать в Санкт-Петербургскую духовную академию. И мы в училище с нетерпением ждали его возвращения.