Плоть и кровь - Иэн Рэнкин

— Там же.

— Тогда куда мы идем?

Он оглянулся, но Монкуров уже не было видно.

— Никуда, — сказал он, останавливаясь.

— Джон, — сказала Пейшенс, — когда я в следующий раз понадоблюсь тебе как прикрытие, ты уж, будь добр, спроси у меня для приличия, хочу ли я этого.

— Ты не одолжишь мне несколько фунтов? Чтобы не искать банкомат.

Она вздохнула и полезла в сумочку.

— Двадцати тебе хватит?

— Надеюсь.

— Если только ты не собираешься вернуться в бар отеля.

— Ну, я поднимался по склонам и покруче.

Он сказал ей, что вернется поздно, скорее всего очень поздно, и клюнул ее в щеку. Но она подтянула его к себе и надолго приложилась губами к его губам.

— Кстати, — спросила она, — ты разговаривал с этой любительницей граффити?

— Я ей сказал, чтобы она исчезла. Это не значит, что она послушается.

— Очень ей советую, — сказала Пейшенс, целуя его в последний раз в щеку.

Он отпирал машину, когда на его руку легла чья-то тяжелая рука. Рядом с ним стоял Клайд Монкур.

— Ты кто такой? — проговорил американец, оглядывая Ребуса.

— Никто, — сказал Ребус, стряхивая руку американца.

— Не знаю, зачем ты затеял всю эту херню в отеле, но советую тебе держаться от меня подальше, приятель.

— Это может оказаться затруднительно, — сказал Ребус. — Городок у нас небольшой. И это мой город, а не твой.

Монкур сделал шаг назад. Ему было под семьдесят, но рука, которую он положил на руку Ребуса, не потеряла силы. В нем чувствовалась мощь и решительность. Он принадлежал к тому разряду людей, которые добиваются своего, чего бы это ни стоило.

— Кто ты такой?

Ребус открыл дверцу машины. Он уехал, не сказав больше ни слова. Монкур тяжело смотрел ему вслед. Американец стоял, задумчиво кивая, он широко расставил ноги и поглаживал рукой пиджак на высоте груди.

Пистолет, подумал Ребус. Он дает мне понять, что у него есть пистолет.

Дает понять, что воспользуется им.

У Мейри Хендерсон была квартира в Портобелло, на восточном берегу города. В викторианские времена здесь был модный пляж. Да и сейчас летом горожане приезжали в Порти погреться на солнышке в выходной. Квартира Мейри находилась на одной из улочек между Хай-стрит и Променадом. Окно машины у Ребуса было опущено, и он ловил запах соленого воздуха. Когда его дочь Сэмми была малышкой, они приезжали в Порти прогуляться по бережку. Пляж тогда чистили и свозили сюда тонны песка из других мест. Ребусу нравились эти прогулки — он заворачивал брючины по щиколотки, погружал ноги в пенистый прибой Северного моря.

— Если все идти и идти, то придешь куда? — спрашивала Сэмми, показывая на линию горизонта.

— На дно морское, — отвечал он.

Он как сейчас видел ее испуганное личико. В этом году ей исполнится двадцать. Двадцать. Он засунул руку под сиденье и шарил там, пока не нащупал пачку сигарет, припасенную на крайний случай. От одной сигареты вреда не будет. В пачке среди сигарет лежала одноразовая зажигалка.

В окне Мейри на первом этаже все еще горел свет. Ее машина была припаркована прямо перед входной дверью. Он знал, что задняя дверь дома выходит на небольшой закрытый газон для сушки белья. Мейри должна выйти через переднюю дверь. Он надеялся, что с ней будет Милли Докерти.

Он не мог объяснить, почему у него возникла уверенность, что Мейри прячет Милли; достаточно того, что эта мысль у него возникла. У него нередко случались ошибочные озарения, но он не спешил от них отмахиваться, повторяя про себя, что горбатого могила исправит, и готовясь к почетному членству в клубе поклонников Квазимодо. Если ты перестаешь доверять своей интуиции, тебе крышка. В животе у него заурчало, все-таки оливки и орешки — это не еда. Он с тоской подумал о лавочках на Портобелло, торгующих рыбой с картошкой навынос, но, вздохнув, закурил сигарету. Он находился через дорогу от входа в дом Мейри и в шести машинах дальше по улице. В одиннадцать часов было совсем темно — ни малейшего шанса, что Мейри засечет его.

Он считал, что знает, почему Клайд Монкур приехал в Эдинбург. По той же причине, по которой сюда пожаловал и бывший член ОДС.

В четверть двенадцатого дверь парадной открылась и вышла Мейри. Она вышла одна, в плаще из непромокаемой ткани, в руках плотно набитый пластиковый пакет. Она оглядела улицу, потом отперла машину и села за руль.

«Ты чего так нервничаешь, деточка?» — подумал Ребус, глядя, как зажглись фары ее машины. Он закурил еще одну сигарету, чтобы «заесть» вкус первой.

Она поехала в город по Портобелло-роуд. Он надеялся, что далеко она не уедет. Вести слежку за автомобилем даже в темноте вовсе не так легко, как это может показаться по кинофильмам, в особенности если человеку, за которым ты следишь, знакома твоя машина. Движения почти не было, что тоже затрудняло слежку, но хорошо хоть Мейри держалась больших магистралей. Если бы она пользовалась объездами и задворками, то наверняка сразу же засекла бы его.

Принсес-стрит оккупировали байкеры, они наводнили открытые допоздна бургер-бары и носились взад-вперед по улице. Интересно, подумал Ребус, не вышел ли на прогулку Клайд Монкур — протрястись после ужина. При таком обилии бургеров и байкеров он, вероятно, чувствовал бы себя здесь как дома. Монкур был крепок на манер некоторых стариков; они словно съеживаются с возрастом, но это только потому, что они теряют жидкость и в результате твердеют, как скала. У Клайда Монкура не осталось никакой мягкости. Его рукопожатие было рассчитано на крепких мужиков в салуне, которые не упустят случая проверить, кто кого пережмет. Даже Пейшенс сказала, что он до боли стиснул ей руку.

Вечер стоял великолепный, идеальный для прогулки, и многие этим воспользовались. Неудачный расклад для театральной программы «Фринджа» — кому охота битых два часа сидеть в душном темном зале, когда настоящее шоу происходит снаружи, непрерывно и абсолютно бесплатно. Доехав до западного конца Принсес, Мейри ввернула налево на Лотиан-роуд. Улица уже кишела пьяными. Они, вероятно, направлялись в какой-нибудь индийский ресторан или пиццерию. Потом они горько пожалеют о своем неразумном решении. Свидетельство тому — утренние тротуары. За перекрестком на Толлкросс Мейри включила мигалку, показывая, что будет пересекать встречные полосы. Ребус не мог понять, куда ее черт несет. Ответ не заставил себя ждать. Она припарковалась на краю дороги и выключила габариты. Ребус, газанув, проехал мимо, пока она запирала дверцу, и остановился на перекрестке впереди. Никаких препятствий для дальнейшего движения не было, но он все равно стоял, наблюдая за ней в зеркало заднего вида.

«Ну-ну», — пробормотал он себе под нос, когда Мейри перешла на другую сторону и нырнула в салун «Быстрый шланг». Он включил заднюю передачу, сдал назад и втиснулся на место в нескольких машинах от Мейри. Посмотрел на «Быстрый шланг». Над салуном мигала неоновая реклама, желтая и красная, что, несомненно, очень нравилось тем, кто жил по другую сторону, где Ребус припарковал машину. К входной двери вел ряд ступенек, на верхней торчали двое вышибал. Стиль Дикого Запада, принятый в «Шланге», никак не повлиял на одеяние вышибал — черные вечерние костюмы, белые рубашки и черные галстуки-бабочки. У обоих, в соответствии с их коэффициентом умственного развития, были короткие стрижки, руки они держали за спиной, что делало и без того широкие грудные клетки еще шире. Ребус посмотрел, как они открывали двери двум ковбоям в широкополых шляпах и их подружкам в мини-юбочках.