Грешная и желанная - Джулия Энн Лонг

Йен нахмурился.

Он мог бы поклясться, что она ни разу в жизни не прикуривала сигарету. Сворачивала – безусловно.

– Ты же не куришь, – негромко произнес он.

Она застыла, но к нему не обернулась. И заговорила только после паузы:

– Откуда тебе знать?

Это прозвучало так горько, что потрясло Йена.

Она не смотрела ему в глаза, но руки ее задрожали, и она едва не выронила сигарету.

Черт побери. Происходит что-то ужасно неправильное.

Йен нырнул обратно в окно, вошел в ее комнату и вышел на балкон.

– Можно? – ласково спросил он.

Она почти яростно пожала плечом.

Он взял у нее из пальцев сигарету.

Прикурил.

Заклубился исключительно едкий дым, и Йен закашлялся. Смесь ее отца.

Она тоже закашлялась.

Не сделав даже попытки закурить. Йен протянул сигарету ей, но Тэнзи просто сжала ее пальцами так, словно это копье, которым она собирается его проткнуть.

При этом ни разу не взглянув прямо на него и не сказав ему ни слова. Выглядела далекой и холодной, как запертая комната.

А потом невольно посмотрела на звезды, словно искала там утешение и дом, и от его сердца откололся кусочек. Или оно треснуло. Трудно понять, потому что боль такая сладкая.

Те мелочи, которые она делает, всякий раз разрушают его сердце, понял он. Всегда. Его сердце вечно будет напоминать замерзший зимний пруд, по которому в оттепель идут трещины.

– Когда ты собирался мне сказать? – спросила она наконец. Усталым голосом.

– Сказать… как прикуривают сигарету?

– Что ты уезжаешь. По сути, навсегда – более или менее. Через две недели, так? Или просто собирался исчезнуть, надеясь, что я сочту тебя игрой моего воображения? Чем-то вроде горячечного сна?

О. Дьявол.

– А. Я думал, ты знаешь, что я уезжаю.

– Нет, – тускло ответила она.

– Да, я скоро отплываю, Тэнзи. – Он произнес это мягко. – Я же говорил, что собираюсь путешествовать вокруг света.

– Говорил, – с легкой насмешкой отозвалась она. – Не сказал только когда.

Молчание.

На конце сигареты, свисавшей из ее пальцев, собрался столбик пепла.

– Ты собираешься ее курить или…

Тэнзи внезапно швырнула сигарету, яростно ее растоптала и резко повернулась к нему.

– И ты написал Стэнхоупу и сказал, чтобы тот поторопился сюда, в Суссекс. Решал задачку со мной, да? Изящно избавиться от меня. Помахать блестящим наследником перед носом мисс Дэнфорт, чтобы отвлечь ее от нелепых нежных чувств к тебе. Убрать ее подальше от Лэнсдауна. Потому что она такая поверхностная и такая непостоянная, кто угодно и что угодно может ее отвлечь, так что получай, наследница, Стэнхоупа, и не вставай на пути у тех, кого я по-настоящему люблю!

Сила ее ярости и боли помогла ему обрести полное спокойствие и ясность. Именно это делало его таким хорошим солдатом, именно поэтому он всегда солдатом и оставался.

– Конечно, я не говорил этого так многословно. И ты знаешь, чувствую я совсем другое.

Его хладнокровие как будто еще сильнее ее разозлило.

– Да ну? В таком случае, что ты чувствуешь. Йен?

Он молчал. Не мог выбрать подходящее слово, потому что ни одно из них не казалось достаточным. Конечно, одно-единственное слово могло все решить, но он не собирался говорить его сейчас. Потому что понимал – он вот-вот ее потеряет, и не думал, что она ему поверит, а он уедет, и что хорошего получится из всего этого для них обоих?

Она негромко фыркнула, видя, что он стоит и молчит.

– Что такого ты сделал герцогу Фальконбриджу? – В голосе слышалась горечь. – Потому что я знаю – что-то было. Он тебя терпеть не может.

А. Значит, сегодня вечером она поставила перед собой цель ранить его как можно сильнее.

– Это он тебе сказал? – Вообще-то ничего удивительного. Но как-то не похоже, чтобы осмотрительный герцог вот так взял и рассказал.

– Он намекнул, а я не такая уж и дура, Йен. Что-то намеки насчет «лазать» слишком часто возникают, когда речь заходит о тебе. И я сомневаюсь, что это означает что-то хорошее.

У него нет права злиться, поэтому Йен становился все спокойнее и спокойнее. Глаз бушующего вокруг них урагана.

– Что я сделал герцогу? – задумчиво произнес он. – Очень хорошо. Поскольку я ни разу не солгал тебе, Тэнзи, и раз уж ты спрашиваешь, я расскажу, что сделал герцогу: попытался соблазнить его невесту. Женщину, на которой он собирался жениться до того, как встретил мою сестру. На самом деле она ничуть не отказывалась. Собственно, мы с ней поговаривали об этом уже некоторое время. Я забрался по дереву в окно комнаты, где она лежала, дожидаясь меня, в темноте своей спальни. Уже лег к ней в постель, но еще даже не прикоснулся к ней, когда он… когда он… Достаточно сказать, что он вышвырнул меня в окно под дулом пистолета. Голого.

Он рассказывал прямо и откровенно, не смягчая свои слова сожалением, нежностью или извинениями.

Она спросила. Все это случилось именно так.

И пусть делает с этой правдой что хочет.

Теперь она знает о нем больше, чем большинство знакомых ему людей знали за всю жизнь.

Тэнзи стояла неподвижно, слушая.

Совершенно неподвижно.

Он даже не чуял ее дыхания.

Йен заметил, что занавески на ее окне, приоткрытом на дюйм, слегка вздуло ветром.

Похоже, окна играют особую роль в его судьбе.

– Ты… знал, что она его невеста?

Голос слегка царапнул. Как будто она толком не может говорить после этого признания. Она в ужасе.

– Да.

Снова ледяное, зловещее молчание.

– Почему? Почему ты это сделал?

И внезапно ярость прорвалась.

– Потому что она была красивая. Потому что она меня хотела. Потому что я ее хотел. Это ты хочешь от меня услышать, Тэнзи? Потому что про герцога говорили, что он человек опасный, а мне нравилась идея риска. Нужно ли мне процитировать тебя по вопросу о риске, мисс Дэнфорт? Напомнить, что это ты влезла ко мне в окно, и это ты позволила мне уложить тебя на спину в моей кровати, это ты позволила мне снять с тебя ночную рубашку, это ты нырнула руками под рубашку мне, это ты…

Она отшатнулась так, словно он ткнул факелом ей в лицо.

– Прекрати! Разве ты не знаешь, Йен… герцог – это личность. Он потерял своего ребенка. Он потерял жену…

– Разве ты не знаешь, что, по слухам, он убил свою жену? Слухи не возникают на пустом месте. Никто не стал бы такое подозревать, если бы у людей не было оснований задуматься. Он не святой, Тэнзи.