Шифр Джефферсона - Стив Берри

В одном таилась смерть.

– Хватит, – сказал Когберн. – Вы оба проявили смелость. Отлично. Вы мужчины, вам это по силам. Теперь заканчивайте.

Болтон покачал головой.

– Нет. Теперь его очередь.

– И если я сделаю неверный выбор, ты от меня избавишься, – сказал Хейл.

– Ты бросил мне вызов. Мы не останавливаемся. Выбирай стакан.

Хейл опустил взгляд. Янтарная жидкость в обоих стаканах была неподвижна. Он поднял один стакан, взболтнул содержимое.

Потом другой.

Болтон напряженно наблюдал за ним.

Хейл потянулся к стакану.

– Этот.

Поднес его к губам.

Три капитана и Нокс не сводили с него глаз. Он упорно смотрел на их лица. Пусть знают, что он обладает подлинным мужеством. Вылил содержимое в рот, прополоскал им зубы и проглотил.

Глаза его расширились, дыхание стало поверхностным.

Он поперхнулся, черты лица искривились.

Потянулся к груди.

Потом рухнул на пол.

* * *

Уайетт ждал, когда вертолет сядет. Колесо снова лежало в нейлоновой сумке. Он работал в разведке после окончания колледжа. Не был ни либералом, ни консерватором, ни республиканцем, ни демократом. Был просто американцем, служившим своей стране, пока его не сочли слишком безрассудным, чтобы оставаться в штате. Собирал разведданные в нескольких самых горячих точках планеты. Разоблачил двух «кротов» в ЦРУ, обоих осудили за шпионаж. Убил двойного агента, выполняя секретный приказ, несмотря на тот факт, что официально Америка никого не убивала.

Приказов он не нарушал никогда.

Даже в тот день с Малоуном, когда погибли двое. Но теперь он не был связан никакими правилами или этическими соображениями.

Он мог делать что хочет.

Это было одной из причин того, почему он остался в этой борьбе.

Уайетт вышел из вертолета, который тут же поднялся и улетел. Вероятнее всего, он скоро скроется от любопытных глаз в ангаре.

Карбонель дожидалась его одна. Водителя во внедорожнике не было.

– Вижу, ты оказался удачлив, – сказала она.

Теперь на ней была короткая синяя юбка и белый жакет, облегавший ее рельефную фигуру. Ступни украшали сандалии с невысокими каблуками. Не доходя до Карбонель нескольких футов, Уайетт остановился, держа сумку с колесом. Пистолет он засунул за пояс сзади.

– Что дальше? – спросил он.

Карбонель указала на одну из машин.

– Ключи в замке зажигания. Можешь ехать на ней куда угодно.

Он притворился, что заинтересовался машиной.

– Могу я оставить ее себе?

Карбонель усмехнулась.

– Если хочешь. Мне совершенно все равно.

Уайетт взглянул на нее.

– Ты поработал с колесом и узнал местоположение, так ведь? – спросила она.

– Знаю.

– Можешь раздобыть эти два вырванных листа?

– Я единственный на планете, кто может.

Он сознавал уникальное положение, в котором оказался. У него в руках была вещь, нужная этой женщине больше всего на свете. С ней она могла найти два листа, вырванных из журнала Конгресса, и завершить свой план. Без этой вещи она ничего собой не представляла.

Он швырнул нейлоновую сумку на асфальт и услышал, как растрескались двухсотлетние деревянные диски.

– Можешь склеить их. На это уйдет примерно неделя. Желаю удачи.

И пошел к внедорожнику.

* * *

Нокс уставился на тело Квентина Хейла, лежащее на полу. Ни Суркоф, ни Когберн не шевельнулись.

Болтон посмотрел на него с нескрываемым облегчением, потом произнес:

– Слава богу.

На столе оставался один стакан.

Победитель потянулся к нему.

– Мы оказались в этой беде из-за Хейлов, и они бы нас не вызволили. Я считаю – мы используем эту женщину в тюрьме в своих интересах и заключим сделку.

– Будто это может что-то дать, – сказал Когберн.

– Чарльз, у тебя есть лучшая идея? – спросил Болтон. – У тебя, Джон? Что скажешь, квартирмейстер?

Однако Ноксу было наплевать на них. Сейчас он хотел только спастись, больше, чем когда-либо. Эти люди были не просто безрассудными – идиотичными. Никто из них ни на что не обращал внимания.

Болтон поднял последний стакан в тосте.

– За нашего павшего капитана. Пусть ему будет хорошо в аду.

Нокс шагнул вперед и выбил виски из пальцев Болтона. Стакан упал со стуком на деревянный пол, содержимое вылилось.

Болтон, опешив, уставился на него.

– Какого дьявола…

– Черт бы тебя побрал, Клиффорд, – сказал Хейл, поднимаясь с пола.

На лицах трех капитанов отразилось изумление.

– Я довел его, куда мне было нужно, – сказал Хейл. – Он бы допился до смерти.

Болтон был заметно потрясен.

– Да-да, Эдвард, – сказал Хейл. – Еще секунда, и ты был бы покойником.

– Лживый мерзавец! – выпалил Болтон.

– Я? Лживый? Скажи – если б я не притворился мертвым, выпил бы ты последний стакан, зная, что там яд?

Остальные ждали бы этого, чтобы завершить поединок. Конечно, если бы яд оказался в последнем стакане, капитан, которому предназначался этот стакан, смог бы уйти, тем самым признав соперника победителем.

– Эдвард, мне нужно знать. Выпил бы?

Молчание.

Хейл издал смешок.

– Я так и думал. Я не обманывал. Только помог тебе ступить на тропу, которой ты ни за что бы не выбрал.

Нокс сразу же понял, что Хейл не мертв. На этот яд не бывает подобной реакции. Он не раз пользовался им и хорошо знал его воздействие на человека. Скотт Парротт послужил наглядным примером всего несколько часов назад.

Хейл свирепо посмотрел на своих коллег.

– Не хочу слышать от вас ни единого слова. Не шутите больше со мной.

Все промолчали.

Нокс был доволен двумя вещами.

Во-первых, Эдвард Болтон знал, что Нокс только что спас ему жизнь. Во-вторых, это же знали и другие два капитана.

И то и другое определенно имело значение.

Монтичелло

Малоун вошел в комнату открытий на первом этаже гостевого центра. Куратор объяснила ему, что собой представляет центр практической деятельности для детей, где они получают сведения об усадьбе, о Джефферсоне и о жизни в конце восемнадцатого и начале девятнадцатого веков. В этом организованном пространстве находился макет усадьбы, а также копии альковной кровати Джефферсона, мастерской по изготовлению гвоздей, жилища невольника и ткацкой мастерской; здесь проводилась выставка, где разрешалось трогать кузнечный молот и копию полиграфической машины Джефферсона. Несколько детей под наблюдением родителей занимались чем хотели.