Хороший сын, или Происхождение видов - Чон Ючжон

— Юмин…

Во мне открывался темный лес. Время замедлилось в сто раз. Вот моя рука за волосы тянет ее вниз, вот бритва одним махом проходит у нее под подбородком, рассекая шею, как открывающуюся молнию. Кровь разлетается во все стороны, стреляя, как из пулемета. Кровь заливает пол крыши. И какой-то другой, прячущийся во мне «я» наблюдает за происходящим. Я задумался над последним словом, произнесенным Головешкой с окровавленным лицом.

— Юмин…

Я отпустил волосы. Ее голова рухнула на пол крыши. Юмин…?

Юмин.

Папа позвал брата. Это был душераздирающий крик. Я дернулся, будто в мое ухо вонзили шило, и открыл глаза. Ухо и в самом деле болело, я некоторое время никак не мог прийти в себя. Где же я? Когда боль прошла, я понял, что лежу в своей комнате. Точно не знаю, сколько я проспал, но было ясно, что уже не ночь. Свет, падающий через жалюзи, был немного тусклым, но солнечным.

Юмин.

Я почти не помнил сам сон, но отчетливо, как наяву, в ушах раздавался голос отца. Я впервые услышал его во сне. До этого я не мог его вспомнить. Кажется, я даже не пытался и не скучал по нему. С девяти лет папа для меня просто не существовал. Ни в воспоминаниях, ни в памяти, не вызывал никаких чувств. Никак. Однако я сразу узнал его голос, словно мы все время были вместе.

Как я понял, что это его голос? Почему он звал не меня, а Юмина? Почему появился папа, а не мама? Он теперь что, собирается сменить испарившуюся маму? У него есть что мне сказать? Я локтем оперся о кровать и, подняв голову, посмотрел на часы на столе. 1:41. За стеклянной дверью на террасу было очень светло — вряд ли сейчас ночь.

Помню, что перед тем, как уснуть, я посмотрел на часы. Было 9:30 вечера. Значит, я продрых шестнадцать часов. Получается, я разом проспал две ночи, во время которых бодрствовал. Хотя просто прилег, думая, подремать, пока не вернулся Хэчжин. Я моргнул сухими веками, отгоняя сон.

Я спустился с кровати и открыл жалюзи. За окном висело серое небо. В туманном воздухе низко кружила чайка. Солнце было скрыто за облаками, но было очевидно, что уже за полдень.

Качели на крыше были пустыми. Кажется, мама совсем покинула меня. Я не мог понять, почему она появилась и почему ушла. Но испытал странную печаль, будто мне перерезали пуповину, почувствовал, что стал беспризорным, который переступил границу дозволенного. А тот, кого я оставил за этой границей, был я — я, который жил в мире людей, который верил, что твердо стою на земле. Но, преступив запрещенную границу, нет пути назад, невозможно ничего сделать, кроме как двигаться вперед в зимний холод.

Теперь я был уверен, почему в памяти стерлось все, что произошло за два с половиной часа, когда я совершил два убийства. Потому что, вспомнив, я должен был покинуть мир, где я родился и вырос, должен был оставить привычную мне жизнь, но вот покинуть его я был не готов. Я совершил то, с чем не мог справиться. Неужели забвение было единственным путем, чтобы справиться с тем, с чем нельзя было справиться?

С другой стороны, я помнил практически все, что произошло прошлой ночью. Много времени я провел рядом с трупом тети и очень-очень долго бродил в темном лесу внутри меня. Я летал в розовом тумане, как бабочка, которая только что вылупилась из кокона. Красный огонек мигал сквозь туман, предупреждая меня о паутине, но я его проигнорировал. Горячая сила, более сладкая и мощная, поднимала меня все выше к свету. С подъемом звезды тоже стали ближе ко мне.

Когда я пришел в себя, Реалист громко кричал. Стемнело. Ты замерзнешь. Скоро вернется Хэчжин. Надо привести в порядок место преступления. Скорее, скорее…

Я помню, как отрешенно оглядывал место убийства. Я смотрел на тетю, которая лежала на животе под навесом в свете фонаря, на себя, сидевшего рядом на корточках с бритвой в руке, на кровь, полностью залившую крышу. Вокруг опускался холодный мокрый туман. В ушах стонал ветер. Падающие звезды исчезли, и только их отсвет мерцал под ногами, постепенно затухая, словно тлеющие угольки.

Я оперся рукой о пол и хотел встать, но снова сел. Долго сидел на корточках, поэтому ноги разгибались с трудом. Я ощутил холод и боль во всем теле. Меня охватила усталость, захотелось просто рухнуть и уснуть. И тут на глаза мне попалась резиновая бочка, стоявшая рядом с краном.

Я положил туда труп тети. Можно сказать, выбрал самый практичный способ расправиться с трупом, как и в случае с девушкой с жемчужной сережкой. Крыша стала семейным кладбищем. В середине — мама, а справа — тетя. Я ухмыльнулся. Теперь что, и левую сторону заполнить?

Я открыл кран и шлангом, который был надет на кран, помыл на крыше пол. Потом потер помутневшие глаза и отыскал части сотового тети. Затем снял с себя окровавленную одежду и залез в ванную. Тело так сильно замерзло, что я не мог держать в руках душ. Я простоял под горячей водой больше десяти минут и только тогда смог еле-еле двигать руками.

После душа я помыл бритву и положил ее в ящик стола. Затем спустился на первый этаж, засунул испачканную кровью одежду в стиральную машину и запустил стирку. Одеяло, которое я вынул из машинки, я сложил и положил в шкаф в комнате мамы. После этого я надел одноразовые перчатки и начал уничтожать свои и тетины следы. Влажной салфеткой стер свои отпечатки с ее сотового, потом собрал телефон и положил его тете в сумку. Сумку и туфли, стоявшие в прихожей, я завернул в ее пальто и положил в маленький чемодан мамы в гардеробной. На кровати у мамы в комнате я поправил только простыню. Сперва я хотел вернуть матрас к себе, но сразу передумал — если тетя ничего не сказала Хэчжину, то вряд ли он будет проверять мамин матрас. Но если честно, то меня ужасала только одна мысль, — что придется опять поднимать и спускать такую тяжесть.

Все это время я мог двигаться только благодаря силе духа, так как был крайне изможден и почти в бессознательном состоянии. Я точно не помнил, как закончил уборку. Достал ли одежду из стиральной машины? Запер ли мамину комнату или нет? Вернул ли связку ключей в угловой шкаф? … Дожидаться Хэчжина просто не было сил. Поднимаясь на второй этаж, я почти спал.

Хэчжин уже дома? Раз сказал, что вернется поздно вечером, значит, дома. Как он вошел в подъезд? Вчера вечером я не обыскал тетину сумку, но если он все-таки отдал ей свою карточку, то должен был позвонить в домофон. Я не помню, чтобы открывал ему дверь, но думаю, что каким-то образом ему удалось войти: или за кем-то из жильцов, или позвонив в квартиру Хэлло на двадцать втором этаже. Возможно, злясь на меня, он даже поднимался ко мне. Но увидев, что я уснул, снова спустился вниз. Он тоже заснул? Вдруг я почувствовал голод.

На цыпочках я спустился на первый этаж. Решил проверить те места, в которых сомневался, и заодно заморить червячка. Вчера я с трудом мог управлять своим телом, оно было такое тяжелое, а сегодня я испытывал необычайную легкость — тело было невесомым, как моя футболка. Я почти сутки ничего не ел, но сил у меня было хоть отбавляй, как перед «собачьей болезнью». Настроение тоже было намного лучше, чем вчера. Я не принял никаких решений и не нашел никаких ответов, но почему-то был преисполнен оптимизма, что все закончится хорошо. Было такое ощущение, что все зависит только от меня.