Жена на четверых - Ксения Кожина

Печать! Брачная татуировка рассказала о моем пробуждении уже давно, стоило только очнуться и испугаться. То есть пока я себя успокаивала, частично переходя в транс, мужья все чувствовали. И если Акайо это не нужно, потому что он рядом, то остальные без проблем смогли определить моё местонахождение. И у меня был только один вопрос: попытаются ли они изменить мою участь или решат, что сама виновата.

Веревка угрожающе затрещала. И так как скрываться не было смысла я запрокинула голову и посмотрела наверх. Огонь полыхал, приближаясь к добыче, протягивая свои жадные языки пламени и отмеряя последние мгновения моей недолгой жизни. Под ногами была темнота и я сильно сомневаюсь, что упав с такой высоты можно выжить. Сколько там? Десять? Двадцать метров? Или все пятьдесят?

Помолиться?

Вспомнила, как в единственный раз, когда я смогла пробиться к покровительнице и увидеть ее, она пообещала, что все будет хорошо. Разве что смерть будет быстрой, и богиня примет после нее под свое крыло.

Молиться резко расхотелось.

И словно в издевку метка, моя метка, давно потерявшая свою насыщенность и не предупредившая об опасности, вспыхнула с такой силой, что я до крови прикусила губу, чтобы не закричать во весь голос. Тело плавилось и совсем не от огня, повисшего надо мной. Казалось, я вернулась в прошлое, в день получения знака покровительницы и переживаю заново момент нанесения божественной метки на моё тело. Попыталась сконцентрироваться на разговоре мужа с той, в ком яда было намного больше, чем в самой опасной змее, и поняла, что не получается. Слова доносились как сквозь вату и смысл от меня ускользал. Страх исчез. Просто невозможно бояться, когда твое тело горит невидимым пламенем.

«Ты должен… подписать… договор», — эту фразу я разобрала с трудом. И совсем не удивилась, услышав четкое «нет».

Страха не было. Как и душевной боли. Ее с радостью заменила боль настоящая.  Только пустота, расползающаяся внутри с неимоверной скоростью. Я понимаю, что влюбиться за такой короткий срок невозможно. Да и разные расы, воспитание и устои играют свою роль. Но так хотелось обыкновенного женского счастья. Чтобы как у родителей, когда я в детстве тайком наблюдала за ними. Видеть улыбку и смех, ощущать ласковые прикосновения и знать, что есть мужчины, которые желают тебя до дрожи, только потому что ты — это ты. Не жена, не Мать клана и не способ избавиться от неугодного брака. Чтобы любили вопреки, а не почему-то.

Веревка оборвалась неожиданно.

Я успела заметить, как Акайо бросился на нагаасурию. Правильно, чего уж там. Мой полет вниз будет коротким, а у него есть возможность раз и навсегда избавиться от надоевшего врага, если отправит ее следом за мной.

Нет страха, нет боли, только пустота… и почему-то одинокая слезинка, сорвавшаяся с ресниц. Казалось, время растянулось, продлевая мучение и сил на то, чтобы держать глаза открытыми больше не было.

Я не боюсь… Не боюсь… Не…

Вздрогнула всем телом, ощутив чужие руки, схватившие меня за плечи и гладкие змеиные кольца, стремительно обхватывающие моё тело.

И… время вернулось. Больше не было ощущения свободного падения. Я была тем камнем, что одинокий мальчишка бросил на дно пустого колодца. Только я была не одна…

И вот теперь стало страшно. По-настоящему. И этот страх был на за себя, а за того, кого полюбила всем сердцем и того, кто решил разбиться вместе с тобой. И я закричала. Страшно, надрывно, срывая голос. А он прижал к своей груди, глуша крик и рыдания и прикрывая мою голову руками.

— Люблю тебя, — сказанное чуть слышно, острым осколком ударило в сердце.

И кажется пробило его насквозь.

Я даже не успела признаться в ответ.

Хлопок, словно кто-то ударил в ладоши и меня дернуло из крепких объятий с такой силой, что Кэйташи не смог удержать. Пять… десять секунд… Он стремительно падал, в то время как я зависла в воздухе. Пятнадцать… его неизбежное столкновение с поверхностью и грудь пробивает острым наростом. Мерцания камней на дне пещеры хватило, чтобы увидеть жуткое расползающееся пятно алого цвета.

— Условие выполнено? — поинтересовался смутно знакомый женский голос и меня мягко опустило на мужскую грудь, в которой больше не билось сердце.

Не правда… не правда… не…

Я готова была повторять эти слова как молитву, если бы они могли помочь. Из-за застилающих глаза слез я не видела практически ничего и судорожные всхлипы мешали услышать… Хотя бы попытаться услышать тихий стук. И дыхание почувствовать тоже не получалось.

— Ты помогла! — второй голос тоже казался знакомым.

Захотелось встать, закричать, прогнать невесть откуда появившихся женщин и ведущих непринуждённый разговор.

— Достаточно! — гневно воскликнула первая. Почему-то показалось, что она обращается ко мне. — Один умер, трое осталось.

— Не кричи на мою девочку! — возмутилась вторая.

Я медленно оторвала взгляд от пугающе бледного в свете природных камней лица мужа, сжала кулаки, собираясь сорваться на незнакомок. Да так и застыла, потрясенно глядя на них.

Две самые красивые женщины, из числа тех, кого я когда-либо видела, стояли и спорили, напрочь забыв про меня. Одна из них мерцала, словно призрак и ее время в этом мире заканчивается, того и гляди исчезнет. И вторая — из плоти и крови, ничем не отличающаяся от человека, разве что зрачки были вертикальными и сквозь пышную прическу проступали маленькие рожки. Помнится мне, во время моей свадьбы они были куда внушительнее. Они ругались столь самозабвенно, что я вместо чудовищной боли в груди почувствовала, как вспыхивает ярость.

Ненависть.

То самое чувство, которое за время служения богине я не знала толком. И вот сейчас оно вспыхнуло с такой силой, что спина распрямилась, руки почувствовали силу и я смогла сползти с мужа, присесть рядом и уложить его голову к себе на колени. Восхищение и преклонение перед покровительницей исчезло. Сложно боготворить того, кто с холодным расчетом обсуждает спланированное убийство.

Кэйташи будет жить. Я еще не знаю как, но когда боль и ненависть застилает глаза, то нет ничего невозможного. Любящая женщина и на том свете достанет. А я люблю…

— Ты сама просила поторопить события! — закричала первая, начиная спор по новому кругу.

Я напрягла память вспоминая ее имя. Алексина. Точно. Давно позабытый сон легко откликнулся на попытку вспомнить. Что там было? Пещера, игра? Фигуры, передвигаемые по доске.

Скорее жизни в руках заигравшихся богинь.

— Поторопить, а не помочь, останавливая время, когда этот, — пренебрежительный кивок в нашу с мужем сторону, — не успевал схватить мою девочку и потом, прежде чем наросты пробили их тела насквозь!

— Да если бы они погибли вдвоем, то мой мир так и остался бы проклятым, — не сдавалась богиня нагаасуров.

— Мы бы попытались снова! — упрямилась Хельга. — Почему я должна снимать проклятие, если твои самонадеянные мальчишки, не справились сами!