Нисхождение короля - Даша Игоревна Пар

она просто была эмоционально опустошена. Ей требовалось восстановиться, а лучше всего это происходит во время сна. Вот девушка и спит. И будет спать еще очень долго, поэтому Ник просто захотел немного побыть рядом.

Он задумчиво разглядывал спящую. Как нежны черты лица при тусклом свете прикроватного ночника. Как волнительно трогательна изломанная морщинка между бровей – признак ее тревоги. Как она сжимается в маленький клубок, пытаясь спрятаться от суровой реальности среди топленых молочных снов. В какой момент король признался сам себе, что больше не может сопротивляться своему желанию обладать белокрылой? Быть тем самым, кому она доверяет и за кем пойдет хоть на край света?

О, он предавал память друга, так глядя на нее. Но ведь теперь нет проклятого слияния, и сердце девушки свободно от оков. Селеста должна полюбить его так же, как Ник полюбил ее при первой встрече, в тот самый момент, когда она склонилась перед ним в день знакомства с невестами. Тогда он еще не понял, что произошло, но нориус уже знал правду. Он не собирался убивать Селесту, напротив, он хотел разбудить ариус и объединиться с ним. Если бы король знал об этом, то он бы спрятал ее от всего мира, и Артан ни за что не соединился бы с ней. Не было бы дурацкой свадьбы, этой проклятой связи, которая забрала ее от него.

«Но должен ли я стыдиться своего желания быть с нею? Ведь это предназначено нам! – размышлял Никлос. – Так говорил он…»

Селеста пошевелилась во сне, подтянув к подбородку край одеяла. Девушка что-то простонала и прикусила губу, продолжая ворочаться. Король удивленно смотрел на нее, не понимая, что ей снится. Почему дыхание такое прерывистое, почему окрасились щеки. Она ворочается, изгибаясь, и одеяло сползает вниз, обнажая легкое ночное платье, под которым скрываются волнующие очертания груди. Верхняя атласная веревочка распущена, видна ложбинка, в которой лежит кулон Клэрии. Селеста запрокидывает голову, издавая легкий стон, а Нику становится жарко.

Он встает, неотрывно наблюдая за движениями спящей. Как она сжимает ткань простынки, до белизны прикусывая нижнюю губу, как одеяло сползает ниже, а слишком свободное платье совсем расходится, приоткрывая верхний край груди. Топорщатся соски, дыхание учащается, как и у Никлоса, едва удерживающегося, чтобы не наброситься на пребывающую в томительном сне Селесту.

Такой он не видел ее никогда. Такой сладкой, горячей и доступной. Девушка открывалась перед ним, оставаясь полностью во власти опасного сновидения. И король не удержался. Он опустился к ней и коснулся розовой щеки, спустился до подбородка, ощущая легкую влагу от сильного жара. Его рука провела линию от шейки, под которой так быстро билась жилка, до талии, а после поднялась чуть выше, и он сжал горошинку груди. С губ Селесты сорвался сладостный стон, поглощенный его отчаянным поцелуем. Ник тянулся к ней, желая большего.

В брюках стало тесно. Разбуженный огонь нестерпимо стискивал голову мужчины в кольцо пьянящей боли, и он терялся в этой жажде. Его рука забралась под рубашку Селесты, и он прикоснулся к внутренней поверхности ее бедра, отчего девушка слегка вздрогнула, но продолжала спать. Ее видение было слишком глубоким, слишком тяжелым, чтобы она осознавала, что творится наяву.

Она чувствовала раздвоение реальности, ощущая прикосновения между ног, от которых судорога проходила по каждой жилке тела, сводя желудок сладкими волнами отравленной неги. Селеста подавалась к королю, а он, уже не сдерживаясь, раздирал на ней рубашку, запечатлевая кожу горячими, огненными поцелуями. И никак не мог насытиться, никак не мог отпустить мгновение и подумать о том, что происходит. Только трепетание маленькой птички имело значение. Ее порывистые желания, ее движения и стоны раскрывшейся души, то, как она отдается во власть мужских горячих рук. Селеста, сама того не ведая, была готова отдаться ему, и Ник собирался взять то, что уже считал своим.

Именно это чувство билось в нем. Моя-моя-моя. И мужчина желал поставить точку.

Не отходя от нее, он стянул с себя рубашку. И только оторвался на секунду, чтобы стащить брюки, как услышал имя, сказанное вполголоса:

– Никлос, – запрокидывая голову, прошептала Селеста, а ее тело выгнулось в сладостной истоме. Еще мгновение – и лицо ее исказилось гримасой ужаса, раздался отчаянный крик. Глаза распахнулись, девушка подскочила, испуганно оглядываясь по сторонам.

Никого нет. Но почему платье порвано, а одеяло на полу? Почему тело так явно ноет, а грудь набухла и болит? Селеста задыхается от страха и одновременно от желания. Что-то темное вырвалось в реальность из ее проклятого сна. Он будто проявился, обрел плоть. Что-то непоправимое случилось здесь. Вязкий дурман держит мысли в меду и дегте.

Девушка, заворачиваясь в одеяло, встает и идет к открытому нараспашку окну, попадая в круговерть тончайших занавесок. Она смотрит на темное, покрытое тучами небо, чувствует слабую морось дождя и ежится, но не от холода. Жар внизу живота не хочет утихать, и тогда она выходит на маленький ажурный балкончик и, плотнее укутавшись в одеяло, опускается вниз, игнорируя мелкие лужи и осенний холод.

Ей чудится чужой тяжелый взгляд, она запрокидывает голову и видит лишь тень, а присмотревшись, понимает – птица. Сова, замершая на краю верхнего подоконника. Ночной хищник срывается вниз и летит в сторону леса, оставляя девушку одну.

* * *

Ник бездумно мчался вперед. Встав на крыло, он удалялся от дворца на максимальной скорости, но обогнать собственные мысли не мог. Как и вспышки-видения. Изгиб ее фигуры. Нежность кожи, влага между ног… она желала его. Сомнений нет – она хотела его, видела в своих снах! «Так почему же ты удрал, когда Сэлли проснулась? Испугался, что она увидит, на что ты осмелился пойти? Ты брал ее без разрешения. Ты был готов дойти до конца. Разве ты такой, король Каргатский? Тот, кто берет без спроса?» – бились в голове противные мысли, и Ник, не сдержавшись, выпустил длинную волну огня, раскрасив ночное небо в зеленые и рыжие тона.

Надо вернуться к Селесте. Поговорить, объясниться. Она же… Король застыл в небе. Крылья продолжали держать его, но сам он окаменел. Сладкий до безумия сон, от которого нет лекарства, кроме Анки. Сон, который довлел над ним все проклятое жаром и огнем лето. Сон, где она – его. Где она желает его, стонет под ним, где отдается с такой нежностью и страстью, что даже мысль об этом будит огонь и ярость.

Проклятый сон, в котором он теряет белокрылую. Неужели… она тоже его видит?

Только это немного отрезвило дракона, и Ник увидел, куда его